Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крукше назвал этого человека тулиссоном[46]. Безрукавный наряд жреца, подбитый по подолу мехом куницы, имел на груди три вертикальные черные полосы. Блестящая фибула скрепляла на его шее черную накидку, а на запястье красовался янтарный браслет, вперемежку с кусочками оленьего рога. Рядом с ним молчаливо с ноги на ногу переминалось еще несколько жителей, включая старосту.
Чуть поодаль, склонив голову, стоял босой паренек моложе Крукше, которого Гектор видел, когда они подходили к городу – тогда мальчишка пас скот. Оглядев всех присутствующих, тулиссон глубоко зевнул, прихлопнул на шее комара, вытер руку об одежду и не спеша направился к воротам.
Часовые откинули мост, и вся процессия двинулась на вальное укрепление. Впереди шествовал жрец, за ним староста, опиравшийся на длинную палку, дальше жители, следом Пес со своим слугой и замыкал вереницу пастушок. Гектор то и дело оборачивался, желая заглянуть парнишке в лицо и понять причину его грусти. По дороге прусс обратился к Крукше, но тот тоже склонил голову и ничего не ответил.
Тягостное предчувствие Пса удвоилось, когда за валом шествие вдруг остановилось и мальчик покорно подошел к тулиссону, как будто жрец его позвал. Слуга Прокса, отвернувшись, всхлипнул, но Гектор все равно углядел слезы в глазах парня. Отчего верный паж зарыдал, прусс понял, когда пастушок открыл рот. После этого у путешественника во времени мгновенно подкосились колени и предательски взмокли подмышки.
– Я – молодой пастушок, – писклявый голосок парнишки вспугнул птиц, рассевшихся на немногочисленных деревьях вокруг, – утренняя звезда, утренняя звезда, освети мою раннюю смерть. Должен я оставить свою жизнь, того хотят боги.
– О великий Патолло, властитель смерти, – тулиссон стал описывать круги и дуги около пастушка, постоянно глядя при этом в землю. – Оказавшись хуже любой твари и скотины, поляк окрестил Галиндию и поднял наш народ на борьбу с нами. Прими эту жертву и сделай так, чтобы вера в крест обратилась против них самих. Видят боги – мы не хотим воевать с нашими братьями, но они первые поднялись против нас.
Пораженный происходящим, Пес заметил неподалеку небольшой валун со сводчатой крышей над ним и с высеченной на нем перевернутой буквой «Т». Рядом с ним стоял деревянный идол с изображением трех главных прусских богов – Перкуно, Потримпо и Патолло. Благоговейно прикоснувшись к тотему, тулиссон затем приблизился к уху пастушка и что-то прошептал.
Парень безропотно лег на землю, приняв позу младенца в утробе матери, и горожане связали его по рукам и ногам. Староста продел прочную осиновую жердь сквозь путы, чтобы люди смогли поднять мальчика как стреноженного зверя, пойманного на охоте. После этого вся процессия устремилась к нагромождению папоротниковых листьев, скрывавших за собой узкий проход в тоннель. Сердце в груди Гектора отчаянно заколотилось, щеки налились пунцом – он отказывался верить своим глазам. Крукше не выдержал и, разрыдавшись, остался ждать у тайного хода.
За тоннелем находилась открытая площадка, в центре который стоял отполированный сверху жертвенный камень. Жители по приказу вайделота водрузили туда ни живого ни мертвого мальчишку. Тулиссон, приложив палец к губам, продолжал нашептывать что-то известное только ему одному. Гектор моментально вспомнил, как сам недавно находился в похожих обстоятельствах. С точностью до мельчайшей детали он увидел лицо инквизитора Гзанды вместо лица жреца-тулиссона. Не выдержав внутреннего напряжения, прусс хотел кинуться на фанатика, но не смог шевельнуть ни единым мускулом.
– Стоять, – голос невидимки Бэзила пронзительным свистом отозвался в ушах Пса. – Дернешься, эти дикари глазом не моргнут – здесь же похоронят. Я позвал тебя наблюдать, а не препятствовать. Думаешь, спаси ты сейчас беднягу, у него есть шанс выжить? Не сегодня, так завтра его забьют. К вечеру они закопают и его брата вдобавок.
У них так положено, такие порядки.
– Да плевать я хотел на их порядки, – в отчаянии Гектор все еще пытался сдвинуться с места. – Как можно человека, ребенка почти, резать? Кому от этого лучше станет?
– Мальчишке дали дурманящее зелье, и он на это пошел добровольно.
– Да разве это его воля? По-моему, жрецы заставили парнишку! Кто бы по собственной воле согласился, чтоб его зарезали как барана?
– Пастушка предупредили, мальчишка счел это за честь. Или все-таки сделал вид? – Если бы Пес сумел взглянуть на духа, то заметил бы на его лице ироничную ухмылку.
– О чем ты?
– Представь, ты родился в семье рабов и всю жизнь тебе придется пасти скотину, так? И ты это знаешь, и твои хозяева. А если посмотреть на это жертвоприношение как на взаимную услугу? Что, если такая жизнь ему не нужна? Подумай об этом, Гектор.
Наконец губы тулиссона перестали шевелиться, и в руках жреца блеснул изогнутый кинжал с костяной рукояткой. Еще раз попросив Патолло принять эту жертву, он с размаху всадил нож в самое сердце паренька. Тот даже не успел моргнуть, как его тело обмякло, а лицо стало постепенно терять краски. На камень предусмотрительно были положены сено и хворост, которые проворно разжег староста, орудуя огнивом и раздувая искры.
Остальные горожане, все в таком же понуром молчании, отправились к валу рыть очередную могильную яму. Треск пламени уже почти прекратился, когда на плечо опустошенному Гектору легла крепкая рука Трудевута. В глазах самбийского короля, отражавших погребальный огонь, читалась горькая обида и печаль.
Отец и сын с грустью вздохнули, глядя, как кости мальчишки обращаются в серый пепел. Наконец в свежую могилку вместе с сосудом, вмещавшим прах пастушка, опустили кнут, маленький кувшин и единственную сменную рубаху – все имущество коренного жителя Иезекамприса.
По прибытии в Бронтекамм Пес всю ночь не мог заснуть. Он ворочался в кровати и беспрестанно размышлял, как же надо искалечить сознание человека, да еще такого молодого, чтобы он добровольно согласился пожертвовать собственной жизнью. Что там бормотал Бэзил об услуге? Кому не хочется жить? Вот тут он точно ошибается!
Какая же это своя воля? Своя воля – прожить как можно дольше, а не уйти в царство мертвых пораньше. Впрочем, если задуматься, то жертвами становятся большей частью рабы или враги. Других же убивают за преступления или инакомыслие. Как странно все, но если об этом поразмышлять, то получается, что твоя смерть будет зависеть от того, как ты живешь. Жизнь и смерть – какая между ними связь? Мы не выбираем, кем и когда родиться, но, возможно, нам дано выбрать смерть? Или старуха с косой сама разыскивает нас? Этой ночью Пес понял одно: если его ждут подобные испытания вновь и вновь, так долго он не протянет.
– Лежебока, подъем! – Гектор с трудом разлепил глаза – над ним маячила грузная фигура его нынешнего отца.
– Что случилось? В чем дело?
– Ха, хорошие вести, Прокс, – умер мой двоюродный брат Денг, – едва не пустившись в пляс, Трудевут сгребал в кучу одежду Гектора. – Скорей поднимайся, мы едем к нему на похороны. Давай, давай, живо!