– Пан Николай! – была середина дня, гостей в таверне раз-два и обчелся, а потому хозяйка, завидев меня, решила заняться дорогим гостем лично. Налетела, как грозовое облако. – Свининка в сметане, а? Пальчики оближете, вельможный пан! Вот гляди, твой любимый стол свободен, сейчас протру… Пиво, как всегда, черное?

– Клара, не закармливай, толстеть начинаю, – попытался отшутиться я, пристраиваясь на широкую лавку.

– То-олстеть? – расхохоталась Злая Клара и одновременно жестом отдала безмолвный приказ одной из девок. – Да ты посмотри не себя, твоя милость, кожа да кости! Изнуришься на княжьей службе!

Клара вопила не переставая, разговаривать по-другому она просто не умела. Может, кого-то такой голос и раздражал, а по мне так наоборот, придавал таверне лишнего уюта. За жалкие три минуты хозяйка одарила меня последними городскими сплетнями, доложила, что пан каштелян его светлости теперь рогоносец, поскольку его молодую жену намедни прищучили с драгуном в «Золотой лилии», а его милость управляющий…

Дальше я не слушал, поскольку наперечет знал стандартный перечень слухов, в основном крутившихся вокруг личной жизни краловицких высоких особ. Стол в это время наполнялся блюдами, блюдцами и блюдечками – девки бегали как ошпаренные. Свинина в сметанке это святое, традиция традиций, коронное блюдо Злой Клары. Как насчет маринованных грибочков с чесноком? Пряная рыбка, стручки фасоли в соусе, печеные клубни (настоящей земной картошки здесь нет, но есть похожий аналог, сладковатый и пахнущий почему-то луком), приготовленные по особому рецепту черные речные водоросли, очень острые и обладающие странным запахом. Горячий белый хлеб с растопленным сливочным маслом – отламываешь кусок, макаешь в плошку, посыпаешь мелкой солью… Пучки пахучих травок как приправы. Кувшин с только что сваренным, еще теплым черным пивом.

Всей этой роскошью можно накормить до отвала человек десять. И так каждый день.

Само собой разумеется, что никто не заставляет меня съесть все до последней крошки. Вполне достаточно попробовать по чуть-чуть от каждого блюда – так требуют правила приличия. Когда я уйду, тарелки унесут на кухню, где они будут дожидаться посетителей победнее, простецов или вагантов, содержание которых спокон веку оставляло желать лучшего. Однако пана вице-советника короны и просто хорошего парня (каковым я, по мнению Клары, несомненно, являюсь) следует угостить по-королевски, всем самым лучшим и самым свежим.

Мое счастье, что я с первых дней пребывания в городе поставил себя как человек широких взглядов – настоящие природные дворяне Меркуриума заведениями вроде «Злой Клары» брезгуют, недостойно-с. И это при том, что очень многие благороднорожденные от предприимчивой пани Волошковой не отстают – содержат кабаки и бордели, становятся капитанами океанских кораблей, гильдейскими мастеровыми, купцами, священниками, поучающими бестолковую по определению паству из числа простецов, людьми искусства…

Феодальный гнет ни разу не подразумевает отсутствие высокой культуры. Меркурианцы могут быть сколь угодно косными и отсталыми по сравнению с сообществами других миров, но именно культура здесь на уровне. У нас… Блин, я уже давно начал говорить «у нас», привык, сроднился. Так вот: у нас есть выдающиеся поэты, возродилась древняя, еще земная, традиция трубадуров. Музыка, живопись, скульптура! Работы мастеров Меркуриума пользуются колоссальным спросом. Если бы не политика самоизоляции, планета могла бы стать одним из центров неоренессанса, ни у кого нет ничего подобного – подавленная пассионарность меркурианцев компенсируется творческими порывами, дома по достоинству не оцененными. Своеобразным посредником между автором и покупателем выступает, конечно же, Университет – туда шедевры, обратно ничего, поскольку художнику платят местные власти. Золотом, по установленной таксе. Обычный портрет полторы тысячи крон, парадный – тысяча восемьсот, пейзаж «со многими фигурами» – две. Университет забирает произведение искусства фактически бесплатно, а при передаче заказчику стрясает с него те или иные материальные или информационные блага. Мелкий гешефт, как говорил в свое время Веня Гильгоф. Еще один яркий штрих к общей картине нашего театра абсурда.

Злая Клара уселась напротив. Подперла кулачищем пухлую щеку и безмятежно воззрилась на меня темно-карими, чуть навыкате, глазищами – ей нравится, когда мужчина кушает, это зрелище доставляет ей удовольствие. Клара была бы отличной женой и матерью, есть в ней некая искорка, которая зажигает и поддерживает домашний очаг. Внешность роли не играет.

– Пан Николай, – задумчиво пророкотала хозяйка, – вот скажи, что бы ты подумал, когда бы в твой кабак зашел настоящий принц?

– Жрать захотел, – сквозь набитый рот ответил я. Прожевал и продолжил: – Или девок… У меня своего кабака нет, не знаю. Кроме того, откуда у нас здесь может появиться принц? Это в Остмарк надо обращаться. Или, к примеру, в Готию.

– Смеешься? Какие у готийцев принцы, смех один – хамло бородатое.

– Клара, душа моя, ты вообще о чем?

– Узнаешь?

Хозяйка ловко извлекла из внутреннего кармана необъятного передника сложенную вчетверо дешевую гравюру, разгладила ладонью на столешнице. Печатное дело на Меркуриуме развито неплохо, в столицах даже газеты издают, Дольни-Краловице может похвастаться тремя печатнями и шестнадцатью книжными лавками – все-таки школьный город.

С гравюры на меня таращился его светлость Вильрих фон Зоттау, так, по крайней мере, гласила витиеватая надпись на ленте под портретом. Личность мне не известная, но судя по сопровождающему гравюру тексту в аккуратной и украшенной виньетками рамочке, это двоюродный племянник короля Остмарка. Местной политикой я интересуюсь мало, своих забот выше головы.

– Как тут не узнаешь, если пропечатано, – я ткнул жирным пальцем в плотную бумагу. – Клара, ты…

– Тш-ш… – хозяйка подалась ко мне, уложив на столешницу свою могучую грудь. – Картинку приказано передать секретным образом тебе в собственные руки.

– Зачем? – я встряхнул головой.

– Чтобы опознал.

– Кого?

– Его светлость принца, – уверенно сказала Клара. – Они знают, что твоя милость, советник короны, всегда изволят кушать в моем заведении. Желают встретиться.

Я откровенно заржал: «Злая Клара» в обязательном порядке находится под наблюдением резвых волчат из конторы пана Озимека хотя бы потому, что я сюда хожу! Нельзя недооценивать княжеские спецслужбы, это серьезные и увлекающиеся своим делом люди. Подозрительных личностей из конкурирующих контор (я – не исключение!) они «ведут» постоянно и я привык к ним, будто к мошкам или латенам, меркурианским насекомым, выполняющим в экосистеме планеты роль тараканов!

И потом: если господин фон Зоттау возжелал увидеться «приватно», в полном соответствии с появившейся еще на Земле классической схемой идиотских шпионских романов, то почему действовал так вопиюще бездарно? Ну что за клоунада – гравюра, переданная через кабатчицу, у которой я обедаю едва не каждый день?!