– Откуда она звонила?

– Из Москвы, откуда же еще? – удивилась Танька моей непонятливости. – Кстати, она еще сказала, что нашла себе место в другой группе и уезжает с ними на гастроли. Вот стерва, правда?

– А Вика уверена, что разговаривала именно с Сашей? – Неожиданное воскрешение казалось мне подозрительным, и я старательно искала подвох.

– Вроде да… – растерянно пробормотала Танька, начиная догадываться, куда я клоню. – Ты думаешь, что это не она?

– Да ничего я не думаю, – отмахнулась я. – У меня от этой дурацкой мешанины уже голова распухла.

– Ты и правда выглядишь усталой, – подтвердила Танька. – Что-нибудь произошло?

Я вовсе не собиралась рассказывать ей о своей встрече с Ольгой Дмитриевной. Не потому, что не доверяла, а чтобы не навредить доверившемуся мне человеку. Язык у Таньки как помело, а мне совсем не хотелось стать причиной новых страданий и без того измученной угрызениями совести женщины.

Поэтому я ограничилась тем, что рассказала о своем переодевании в горничную и визите двух громил.

– Если Саша жива и невредима, – подытожила я, – то совершенно непонятно, что понадобилось от меня этим слабоумным уродам. Кроме того, Сашина записка теперь ничего не значит: ведь если с ней все в порядке, то какая разница – встречался с ней Кирсанов или нет?

– Наверное, – вздохнула Танька, все еще не придя в себя после моего рассказа. – Мне кажется, что до тебя добрались из-за того, что ты пристрелила эту… как ее… Воблу. А нас с Андреем использовали, чтобы надавить на Кирсанова. Мало ли у него врагов? Мы просто оказались не в том месте и не в то время. Как ты считаешь?

Ее слова звучали довольно логично. Больше того, я видела в них единственно правильное объяснение. Но как же быть с дочерью Елены Николаевны?

Мне очень хотелось рассказать Таньке о своих сомнениях. Но так и не смогла. Вместо этого я спросила ее:

– Андрей тебе не звонил?

– Нет, – грустно покачала головой Танька. – Он уехал куда-то. Даже дома не предупредил.

Я вспомнила о странном лекарстве, которое обнаружила у него в столе, и решила показать Таньке листок с названием.

Она долго разбирала мои каракули, пока наконец смогла выговорить замысловатое название.

– А что это за лекарство? Ты знаешь? – спросила она. В ее глазах мелькнула тревога, и я про себя ухмыльнулась: образ ветреного сердцееда, похоже, не потускнел в ее сердце за время пребывания на больничной койке.

– В том-то и дело, что я понятия не имею, от какой болезни это принимают, – развела я руками. – В жизни не слышала ничего подобного. У кого бы спросить потихоньку? Любопытно ведь.

– Слушай, – встрепенулась Танька, тряхнув волосами, – у меня есть один знакомый студент-медик. Он как раз учится на фармацевтическом. Я возьму листок и спрошу у него. Наверняка он знает, что это за штука!

– Валяй, – согласилась я, и Танька запихнула бумажку в свою сумочку.

– А ты что собираешься делать? – спохватилась она. – Мне так жаль, что тебе пришлось потратить кучу времени и нервов на поиски этой ненормальной.

– Главное, что с ней ничего не случилось. Хотя, если бы она сейчас попалась мне под руку, я собственноручно свернула бы ей башку за такие шутки.

– Да черт с ней. Не переживай. Отдыхай, а то цвет лица испортится, – улыбнулась Танька.

– У меня осталось еще одно дело, – призналась я.

– Господи, что еще?!

– Пока не могу рассказать, прости. Это не мой секрет. Но мне надо встретиться с одним человеком, чтобы окончательно убедиться в том, что все в порядке.

– Куда ты собралась, малохольная? – всплеснула руками Танька.

– На кладбище, – вздохнула я.

Танька покрутила пальцем у виска и наставительно заметила:

– Что-то ты туда зачастила, подруга. Смотри, накликаешь беду. Ой, это я пошутила, – спохватилась она, сообразив, что ляпнула лишнего. – Но ты все же поосторожнее, ладно? А хочешь, вместе пойдем? Вдвоем не так страшно, – самоотверженно предложила она.

– Нет, я сама. Говорю же, это не моя тайна. Не хочу никого подводить. Не обижайся, ладно?

– Не бери в голову, я все понимаю. Может быть, позже ты мне все расскажешь. Ну ладно. Мне пора. Я ведь еще дома не была.

Татьяна упорхнула, оставив после себя запах дорогих французских духов, а я, оставшись, наконец, одна, свалила чашки в раковину и поволокла себя в кровать.

Едва коснувшись головой подушки, я провалилась в сон. Всю ночь меня одолевали кошмары. Кладбища, мертвые младенцы, жуткого вида люди в черных капюшонах и кровавые кинжалы сменяли друг друга в сумасшедшем круговороте видений.

Какое множество цветов! Оказывается, в теплый солнечный день на старом кладбище совсем не страшно, даже красиво. Если бы не своеобразный, не слишком приятный запах тления, за сотню лет пропитавший воздух…

Машину пришлось оставить у главного входа, и теперь, чтобы попасть к домику деда Аркадия, придется тащиться через все кладбище.

На главной аллее было довольно многолюдно. Мне навстречу то и дело попадались неспешно идущие люди. Иногда целыми семьями. Причем далеко не все напоминали безутешных родственников. Скорее, наоборот, они вели себя довольно непринужденно: шутили, смеялись, оживленно болтали. Я не сразу сообразила, что все дело в местном пляже, который начинался сразу за кладбищем, и путь через него был гораздо короче, чем через парк. Чужая беспечность придала мне бодрости.

Где-то на полпути пришлось свернуть с главной аллеи на боковую дорожку. Пробираясь по извилистой тропинке, я снова почувствовала себя неуютно. Стараясь по возможности не касаться ржавых оградок, со всех сторон обступивших дорожку, я невольно прибавила шагу и вздохнула с облегчением только тогда, когда заметила впереди крышу сторожки.

Возле домика было особенно тихо. Так тихо, что я отчетливо слышала жужжание жирной мухи, которая с маниакальным упорством стремилась залететь в окно, но вместо этого раз за разом ударялась о стекло.

Эта часть кладбища была самой старой, могилы датировались еще прошлым веком, и навещали их нечасто. В пыли, точно дохлые, валялись две рыжие псины и безмятежно дрыхли на солнышке.

Я огляделась по сторонам в надежде заметить где-нибудь неподалеку деда Аркадия, но его не было. Вздохнув, я поднялась по скрипучим ступеням. От здоровенного лопуха теперь остались лишь жалкие зеленые лохмотья. Кто-то безжалостно придавил его каблуком.

Я постучалась в дверь. Подождала немного и постучала снова. Никто не отозвался. Видно, дед Аркадий успел куда-то слинять до моего прихода. Я задумалась, стоит его ждать здесь или вернуться попозже, но тут заметила, что дверь сторожки не заперта. На улице нещадно палило солнце, и, кроме того, я опасалась привлечь внимание бомжей, прошлая встреча с которыми не вызывала у меня приятных воспоминаний. Последнее сыграло решающую роль. Справедливо рассудив, что берлога Аркаши более безопасна, я толкнула шаткую дверь и оказалась в сенях.