Габби хотела подойти к этой теме как можно тактичнее. Но неожиданно оказалось, что леди Сэлкомб к такту не привыкла. Спасение заключалось в одном: быть такой же прямой, как она сама.

– Да, мэм.

И тут леди Сэлкомб улыбнулась. Казалось, над мрачным пейзажем взошло солнце и принесло тепло, на которое никто не надеялся. Краем глаза Габби заметила, что Клер задумчиво рассматривает тетушку. Должно быть, сестра заметила ее взгляд, потому что тут же посмотрела в другую сторону.

– У тебя есть голова на плечах, – одобрительно сказала леди Сэлкомб Габби, которая, в отличие от Клер, сумела сохранить безмятежное выражение лица. – Редкое качество для девушки. Терпеть не могу нынешних барышень – такие мямли!

Эти слова сопровождались хмурым взглядом в сторону Клер.

– Ладно, сделаем. Я введу вас обеих в свет. При условии, что вы будете меня слушаться. Салли Джерси обеспечит вам рекомендации для вступления в «Альмак». Она сказала, что собирается вскоре навестить вас. Я рада, что вам хватило ума заехать ко мне еще до ее визита. Теперь вы сможете сказать ей, что находитесь под моим покровительством. Чтобы вы смогли дебютировать, Уикхэму придется дать бал. Это потребует немалых усилий с моей стороны – не ради ваших прекрасных глаз, юные мисс, а ради блага семьи. Не считая того, что я смогу как следует поразвлечься. – В ее глазах появилась лукавая искорка. – В этом сезоне Мод вводит в высшее общество свою дочь – как ее… Не то Дездемона, не то еще какое-то идиотское имя. Увидев такое, она просто позеленеет!

Тетушка Августа жизнерадостно кивнула в сторону Клер. Намек заставил девушку вспыхнуть. Габби улыбнулась леди Сэлкомб:

– Спасибо, мэм. Мы с благодарностью принимаем ваше предложение, правда, Клер? Вы слишком добры. Но что касается бала, который должен устроить Маркус…

– Я сказала, что вы должны во всем слушаться меня! – воинственно ответила тетушка. – Если я говорю «бал», – значит, будет бал. Причем настоящий, а не абы как. Я сама поговорю с Маркусом.

Представив себе, как леди Сэлкомб принуждает «племянника» устроить бал для его невольных «сестер», Габби улыбнулась. Она все еще улыбалась, когда поднялась на ноги. Время, отведенное для визита, давно прошло.

– Он не сможет отказать вам, мэм. Как и никто на свете. Я в этом уверена.

Клер тоже встала; вслед за ними поднялась и леди Сэлкомб.

– Не люблю лести, – сказала она, сурово посмотрев на Габби. – Хотя ты права. Все считают, что убеждать я умею. Ну ладно… Откладывать дело в долгий ящик не стоит. Сезон уже начался. Сегодня вечером я заеду за вами, и мы поедем в оперу. Если хотите, можете взять с собой свою младшую. После этого все узнают, что вы в городе и находитесь под моим покровительством. А завтра молоток проделает в вашей двери дыру. Что еще, что еще?.. Габриэлла, будь добра сменить прическу. Я пришлю к тебе кого-нибудь. А ты, Клер, должна освоить искусство светской беседы. Поверь мне, неумение связать два слова в наши дни считается большим недостатком. Но, похоже, вы обе в карман за словом не лазите. Кстати, можете называть меня тетей Августой.

– Сочтем за честь, мэм, – искренне ответила Габби и послушно приложилась к подставленной ей морщинистой щеке.

Клер молча последовала ее примеру и быстро удалилась, выслушав напоследок совет «к следующей встрече непременно развязать язык».

Когда сестры покинули особняк на Беркли-сквер, в их ушах еще звенело обещание тетушки заехать за ними в девять часов вечера.

– Ужасная женщина! – выдохнула Клер, когда они благополучно добрались до кареты. – При одной мысли, что она будет с нами, мне хочется утопиться!

– Можешь не обращать на нее внимания, – рассеянно ответила Габби. – Но я считаю, что нам крупно повезло. С ее помощью ты без труда завоюешь Лондон.

– Габби, я ее боюсь. Она так напоминает мне папу, что в ее присутствии я лишаюсь дара речи.

Габби очнулась от дум, посмотрела на сестру и признала, что сходство, увы, действительно есть. К сожалению, Клер всегда была слишком чувствительной к грубости, а леди Сэлкомб – то есть тетушка Августа – мягкостью не отличалась.

– У нее нет власти над нами. И она за нас не отвечает. Тебе нечего ее бояться, Клер.

– За нас отвечает Уикхэм, правда?

Казалось, эта мысль утешала сестру. Габби, никогда не думавшая об этом, тут же испугалась. Страшная правда состояла в том, что для всего света самозванец, в данный момент лежавший в соседней спальне, являлся их опекуном и имел право распоряжаться их жизнями.

Вскоре они добрались до Гросвенор-сквер. Войдя в дом, Габби и Клер разошлись по своим спальням. Габби, все еще находившаяся под впечатлением слов Клер, шла по коридору, на ходу снимая перчатки.

Не успела она дойти до дверей спальни, как из комнаты Уикхэма донесся сдавленный крик. Сдавленный женский крик. Габби замерла на месте и прислушалась. Все стихло. Хорошо вышколенная прислуга молчала.

И все же ей не послышалось.

Неужели этот человек настолько порочен, что набрасывается на горничных? Или настолько не уважает чужую собственность, что посмел принимать у себя в спальне леди Уэйр? Неужели он сейчас предается тому, что хотел навязать ей?

При свете дня? В особняке Уикхэмов?

Габби не могла этого вынести. Она была обязана знать, что происходит. Если это бедная беспомощная горничная, ее нужно выручить. Если это леди Уэйр или кто-нибудь того же пошиба, то ни один благородный человек не потерпит этого у себя в доме. Чем раньше она поставит эту дрянь на место, тем лучше.

Но тут Габби напомнила себе, что человек, лежащий в спальне графа, не относится к благородным. И к джентльменам тоже: это она знала по собственному опыту.

Однако для всех остальных он продолжал оставаться графом Уикхэмом.

Не успела она решить, что делать в таких обстоятельствах, как из-за двери снова донесся сдавленный крик. У Габби расширились глаза. Кажется, женщине затыкают рот?

Неужели он действительно насилует кого-то из горничных?

Растерянная и озадаченная, Габби подкралась к двери спальни. Потом обвела глазами коридор, убедилась, что ее никто не видит, наклонилась и прижала ухо к гладкой деревянной панели.

Сомневаться не приходилось, в спальне находились два человека: мужчина и женщина. Она явственно слышала два голоса, хотя и не могла разобрать слов. Конечно, мужской голос принадлежал самозванцу. Вопрос заключался в другом: кто эта женщина и что он с ней делает?

Ее воображение лихорадочно заработало. Уикхэм что-то сказал и засмеялся. Габби стала жадно ждать продолжения. Если ответ женщины будет нормальным, – значит, этой твари, кем бы она ни была, ничто не грозит. Тогда можно будет просто уйти и сделать вид, что ничего не было.

В конце концов, как бы ни возмущала ее распущенность этого человека, едва ли она имела право разоблачать того, кто для всех, кроме нее и Джима, являлся хозяином этого дома.