Однако его первой заботой стало состояние Фромма. От призрака весьма авторитетного командующего не так легко было избавиться. Гепнер сразу направился наверх в помещение, где содержали генерала, предложил ему помощь, извинился за неудобства, которые ему приходится переносить, и заверил, что никто не причинит ему вреда. Он объяснил Фромму, что происходит, и перечислил людей, которые руководят событиями, включая себя.

Эта старомодная куртуазность чрезвычайной ситуации оказалась гибельной. Войска, поддерживающие переворот, едва успели начать движение. На Бендлерштрассе находилась лишь дежурная охрана, никем не усиленная. Когда же Бек, как глава государства, спросил у Ольбрихта, на какую защиту они могут рассчитывать в такой деликатный момент, ответ его полностью обескуражил.

– Кому подчиняются охранники? – поинтересовался Бек в присутствии Гизевиуса. – Что они будут делать, если появится гестапо? Станут ли они вас защищать?

Ольбрихт, с головой погрузившийся в решение текущих вопросов, ответил, что, по его мнению, должны, но точно он не знает. Этот ответ весьма обеспокоил Бека. Его тревога усилилась еще более, когда Вицлебен – теневой командующий объединенными силами, несмотря на вызов, не появился на Бендлерштрассе. Гепнер, побеседовавший с Фроммом, доложил, что бывший командующий армией резерва хочет уйти домой и готов дать слово чести, что не будет предпринимать никаких действий против заговорщиков. Бек был готов его отпустить. Но Гизевиус заявил, что ему не нравится такая мягкость к врагам, отказавшимся присоединиться к перевороту. Его надо не отпускать домой, а расстрелять. Да и что значит слово чести? Он напомнил Штауффенбергу, что тот в свое время тоже давал Фромму слово чести не причинять вред Гитлеру. Штауффенберг пришел в ярость, но тут вмешался Бек и приказал, чтобы Фромм оставался там, где он находится.

Гизевиус рвался действовать более решительно. Как быть с Геббельсом, который все еще на свободе и находится в Берлине? Что делать с радиостанциями, до сих пор открытыми для нацистов? Что делать с гестапо, от действий которого заговорщики вовсе не гарантированы? Раздосадованный этими вопросами со стороны гражданского лица, Бек попросил, чтобы Гизевиус оставил его в покое и дал поговорить со Штауффенбергом без свидетелей. В это время последовал неожиданный звонок от Кейтеля Ольбрихту, но разговор не состоялся, поскольку заговорщики слишком долго решали, кто должен подойти к телефону. Кейтель дал отбой раньше, чем они пришли к какому бы то ни было решению. Возможно, если бы Ольбрихт переговорил с Кейтелем, он бы узнал, что уже является одним из сотрудников Генриха Гиммлера.

Часы показывали половину шестого. Телефоны звонили непрерывно. Бек недовольно ворчал, поскольку от Вицлебена все еще не было новостей. В это время в кабинет, где Бек разговаривал с Гизевиусом, вошел полковник СС Пифредер в сопровождении двух детективов. Охрана на входе их не остановила. Полковник был типичным эсэсовским громилой, но вел себя вполне корректно. По словам Гизевиуса, он щелкнул каблуками – причем щелчок получился громким, словно пистолетный выстрел, – и выбросил вперед руку в нацистском приветствии. Он потребовал встречи с полковником Штауффенбергом, сославшись на приказ руководителя службы имперской безопасности[38].

Гизевиус знал, что этот человек – один из главных гестаповских следователей, и ощутил острую тревогу. Его появление на Бендлерштрассе означало, что гестапо в курсе дела и начало действовать, хотя признаков масштабного гестаповского рейда пока не было.

Появившийся Штауффенберг сказал Гизевиусу, что он должен был задержать Пифредера и его людей: они пытались допросить его о событиях в Растенбурге.

Гизевиус пришел в ужас.

– Почему вы сразу же не застрелили этого убийцу? – вскричал он.

– Всему свое время, – ответствовал Штауффен– берг.

– Но, Штауффенберг, этот человек не может оставаться здесь и наблюдать за всем происходящим. А если он сбежит?

Гизевиус видел, что Штауффенберг забеспокоился, и потребовал, чтобы полковник больше не ждал прибытия солдат в город, а сформировал отряд офицеров из числа находящихся на Бендлерштрассе офицеров, чтобы убить Геббельса и шефа гестапо Мюллера. Штауффенберг согласился с тем, что эту идею стоит рассмотреть, хотя его планы переворота были связаны с немедленным входом в Берлин войск для занятия правительственных учреждений и гестапо.

Между тем возникли непредвиденные трудности с начальником берлинского гарнизона генералом фон Корцфлейшем. Он прибыл на Бендлерштрассе, чтобы лично выяснить, что происходит. Он слышал об убийстве Гитлера и о получении приказа двигаться на Берлин. Он был заинтригован, поскольку приказ был направлен не через него, а напрямую в подчиненные ему войска. Фон Корцфлейш потребовал встречи с Фроммом, когда же его привели к Гепнеру, которого представили как преемника Фромма, он отказался с ним говорить. Пришлось вмешаться Ольбрихту, а потом для прояснения обстановки был вызван и Бек[39]. Фон Корцфлейш категорически отказался от сотрудничества с заговорщиками и открыто заявил о своей преданности Гитлеру. Даже неизменно спокойный Бек пришел в ярость, но и это не помогло. Оставалось только задержать фон Корцфлейша на Бендлерштрассе. Вместо него был поспешно назначен генерал фон Тюнген.

Теперь под арестом на Бендлерштрассе содержались уже три старших офицера: командующий армией резерва Фромм, ее начальник гарнизона Корцфлейш и гестаповец Пифредер. Когда же Корцфлейш попытался бежать, никому и в голову не пришло стрелять в него. Но после этого на Бендлерштрассе все же появилась усиленная охрана.

Незадолго до шести часов Гелльдорф, до сих пор не получивший ни точной информации, ни приказа действовать, потерял терпение и послал на Бендлерштрассе своего адъютанта, чтобы тот поговорил с Гизевиусом. Последний решил лично наведаться к Гелльдорфу. У него как раз был Нёбе. Оба офицера со спокойствием ко всему готовых фаталистов пили кофе и ждали инструкций, которые так и не поступили, или хотя бы какой-нибудь информации от армии, в распоряжение которой Гелльдорф был готов предоставить своих людей. Насколько было известно Нёбе, гестапо до сих пор не поняло, что в стране происходит государственный переворот. Вот это конспирация! Но вечер, по крайней мере, принес с собой прохладу, и за то спасибо.