Такое приятно пережить еще раз, сейчас, на рассвете, когда сечевая крепость и все братство казачье, ставшее лагерем чуть дальше, на возвышенности, где посуше, еще блаженствует в похмельных снах вчерашнего праздника… Такое следовало пережить наедине с самим собой. Ибо то, что произошло вчера, принадлежит уже не ему, оно принадлежит истории Сечи, истории Украины, перьям летописцев.

«Итак, то, о чем ты порой даже мечтать боялся, свершилось, – сдержанно улыбался своим мыслям Хмельницкий, вырвавшись из почетного круга луговой славы и направляя коня туда, к степным холмам, подальше от Сечи, от временного лагеря «советников». – Я пришел сюда, на Сечь, униженным всеми, у кого достоин был быть в чести – королем, коронным гетманом, королевским судом, старостами и подстаростами… Я пришел сюда с группой преданнейших казаков и стоял у ворот крепости на коленях, испрашивая позволения вернуться в сечевое братство. И это братство раскрывало свои объятия неохотно, помня, что чины и отличия свои – полковника, генерального писаря, саблю из рук короля, – добывал не на Сечи, не за вольницу казачью сражаясь, а пребывая в услужении короне.

Но прошло всего лишь несколько месяцев, и казаки сами… призвали меня сюда, на сечевой совет, сами просили принять высшее достоинство казачье – булаву запорожского гетмана. Они упрашивали меня сделать это. Причем, видит бог, упрашивали не только потому, что так велит обычай, а потому, что не видели в своем кругу воина более достойного. Не видели они его – вот в чем заключается величие нового гетмана!»

Уж он-то прекрасно знал, сколько раз булава добывалась здесь в жестоком соперничестве, в заговорах, во лжи и подкупе казачьей старшины…

Хмельницкий не пошел на это. Он честно сказал им, зачем прибыл на Сечь, чего добивается и какова главная цель всей дальнейшей жизни. Избирая его, они знали, что избирают не просто гетмана Сечи, но полководца, который с первых же дней желает распространить свою власть далеко за пределами казачьей вольницы. И запорожцы единогласно объявили войну Польше – «за все те обиды и тяжести казацкие и всей Украины, от поляков творимые».

Теперь он имеет право обращаться к народу как гетман запорожского казачества. Теперь он может призывать народ к войне с Польшей, имея на то согласие Большого Казачьего Круга, чье решение всегда чтилось в Украине как святой закон для всякого православного.

– Господин полковник! – Задумавшись, Хмельницкий не сразу сообразил, кто его зовет. Осмотревшись, он увидел слева от себя, в небольшой плавневой рощице, двух казаков. Судя по мундирам, это были драгуны реестра. – Не опасайтесь нас, господин полковник! Мы посланы к вам с важной вестью!

Хмельницкий вновь осмотрелся вокруг. Казаков было только двое. Но там, за рощицей, могла оказаться большая засада. Эти двое могли быть всего лишь приманкой.

Развернув коня, он принял вправо, стараясь держаться поближе к гряде, за которой начиналась вечевая равнина, и прикидывая, успеет ли отойти, прежде чем казаки перережут ему путь к лагерю.

– Кто вы такие?!

– Казаки реестра, господин генеральный писарь!

«Кажется, они еще не знают, что я уже избран гетманом, – лихорадочно выяснял свои шансы Хмельницкий. Он совершенно не был готов к схватке. При нем не было даже пистолета. Да и к сабле рука тоже почему-то не тянулась. – Но если они не знают, что я избран гетманом, значит, и подосланы не как к гетману…»

– Кто вас послал?

Один казак остался на месте, другой подался навстречу ему, на ходу выбрасывая на землю пистолет и саблю.

– Я без оружия, господин полковник! Вы готовы выслушать меня?

– Подбери свою саблю. С каких пор я беседую только с безоружными? – горделиво молвил Хмельницкий. Ему неприятно было осознавать, что казаки заметили его растерянность и считают трусом.

Казак послушно спешился, подобрал оружие и, не садясь в седло, приблизился еще на несколько шагов.

– Мы посланы господином Вуйцеховским.

– Кем?! Чье это имя вы сейчас произнесли?

– Он назвался господином Вуйцеховским. Тайным советником короля.

– Ты лжешь, казак! – вспомнил гетман, что Коронный Карлик действительно принадлежит к роду Вуйцеховских. – Откуда ему здесь взяться? Какой он из себя?

– Скажу, как он сам велел сказать: «Маленький такой, весь в черном». – Вернулся казак в седло.

Услышав это, Хмельницкий вновь оглянулся на гряду холмов, за которой остался последний встретившийся ему казачий разъезд. Теперь гетману уже не хотелось, чтобы хоть один казак стал свидетелем его переговоров с реестровиками; чтобы он знал, что встречи с ним добивается сам Коронный Карлик.

– Где он сейчас?

– В двенадцати верстах отсюда, у зимника Есаульского.

– Рискнул настолько приблизиться к Сечи?

– Неподалеку застава реестровиков и польских драгун, которых посылают из Кодака. Кроме того, он является королевским комиссаром, обладающим охранной королевской грамотой.

– Ну, разве что он прибыл с грамотой… – иронично согласился Хмельницкий. «Уже в двенадцати верстах от Сечи! – лихорадочно прикидывал он. – Ох, как же некстати появился здесь этот тайный советник! Но в то же время появиться Вуйцеховский мог только по воле короля или королевы. Что, собственно, почти одно и то же. Почти…»

– Господин Вуйцеховский будет ждать вас сегодня и завтра. Два дня. И предупреждает, что в этой встрече вы заинтересованы значительно больше, чем он.

– Как же вы рассчитывали увидеться со мной?

– Думали выдать себя за реестровиков, перешедших к вам на службу, а уж потом…

– Ясно. В таком случае передайте Вуйцеховскому, что явлюсь к нему завтра утром. И сообщите, что теперь я уже гетман запорожцев, только вчера избран.

Казаки переглянулись и сняли шапки, чтобы, как подобает, склонить головы перед гетманом запорожцев.

– Когда пойдешь большой войной против татар или турок, то кликни, – молвил тот, что выезжал ему навстречу.

– С половиной полка к тебе придем, – добавил его товарищ.

– Считайте, что уже кликнул.

Казаки развернули коней и, стараясь держаться поближе к плавням, где в любое время можно было скрыться, умчались в степь.

«Вот такими вызовами к королю завершаются иногда триумфы запорожских гетманов, – рассмеялся им вслед Хмельницкий. – Появление в казачьих степях Коронного Карлика может означать только одно – что Владислав IV занервничал. Понял, что лишается сильного союзника, возможно, последнего в его королевстве преданного ему полководца».

Возвращаясь на Сечь, гетман уже раздумывал над тем, каким образом и под каким предлогом можно будет оставить казачий лагерь завтра ночью. Поняв, что найти убедительное объяснение своему вояжу вряд ли удастся, он решил сегодня же к вечеру вернуться на остров, на котором совсем недавно основал собственную резиденцию, в которой никому ничего объяснять не нужно будет.