— Я хочу, чтобы ты и твоя сестра помогли мне не только добрыми пожеланиями, — продолжал Одд, не выпуская ее руки.

Яромила опустила глаза, глядя на его руку: жесткая от мозолей, худощавая, но сильная, четких очертаний, с длинными ловкими пальцами, она казалась красивой, несмотря на вечную язву на тыльной стороне кисти — от щита. Эта рука будто вела свой неслышный разговор с рукой Яромилы, так что девушка, пытаясь угадать его суть, едва сумела коротко ответить:

— Но как? Как мы можем помочь?

— Послушай еще немного. У Халоги есть две дочери, одну из них зовут Торгерд, а вторую — Ирпе. Тому, кто заслужит их благосклонность, они помогают в битве, являясь подобно Шлемоносным Девам[14]в грозовой туче, в сопровождении града и молний. На каждом пальце у них по золотому кольцу, и из каждого кольца вылетает ослепительная молния, поражающая врагов. В дар им приносят золотые кольца… и некоторые из этих колец Иггвальд похитил из святилища Торгерд и Ирпе. Я хочу, чтобы он увидел, как сами они придут, чтобы покарать его. Устрашившись гнева богов, Иггвальд не сможет нам противиться, и все, что он ранее награбил в разных землях, достанется нам.

Когда он объяснил свой замысел более подробно, все вокруг разинули рты.

— Ты, витязь, совсем с ума сошел, что ли? — только и выговорил Домагость, и прочие старейшины ответили согласным гулом. Они уже почти привыкли слышать от Одда Халейга невероятные повести, но то, что он теперь предлагал, превосходило всякое разумение. Все-таки Страна Великанов — это одно, а здесь у нас — совсем другое!

— Скажи мне, жрец, разве я хочу чего-то невозможного? — обратился Одд к Святобору, безошибочно выбрав его среди других старейшин, хотя тот сейчас по виду ничем не отличался от прочих. — Или вы не умеете вызывать грозу и гром?

Одд слегка приподнял брови и окинул взглядом старейшин. На губах его играла легкая полуулыбка, будто он спрашивал о сущей безделице и смешно было даже предполагать, что они этого не могут. Он-то не видел никакой разницы между Ладогой и волшебными странами; возможно, волшебные страны были там, где сейчас находился он сам.

Старейшины переглянулись, вопросительные взгляды устремились главным образом к Домагостю и Святобору, жрецам Перуна и Велеса.

— Ведь приближается Середина Лета, день, когда мир богов подходит совсем близко к Среднему миру, населенному людьми, — продолжал Одд. — В эту ночь возможно многое, что невозможно в обычные дни.

— Он прав, — вдруг проговорила Яромила. — Я знаю… что боги близко. Они слышат нас… Они помогут нам.

— И я знаю, — поддержал ее Святобор, причем с таким видом, будто сам этому удивлялся, хотя и не очень сильно. — Дорогу к богам-то мы знаем. И впрямь, зачем лишнюю кровь проливать? И без того слишком многих мы к Марене проводили, с Сырой Землей парней поженили. Попробуем сделать, как он говорит. А не выйдет, так мечи наши при нас будут.

— Ты, что ли; Святко, грозу вызывать станешь? — Честомил недоверчиво усмехнулся, а дед Путеня в восторженном изумлении хлопнул себя по коленям.

— А ты не веришь, что справлюсь? — Святобор с азартом наклонился вперед, будто принимал вызов. — За старого обояльника[15]меня держишь? Думаешь, жертвы беру, чтобы мяска дармового покушать? Ан нет, шишигу тебе! Боги помогут — и грозу вызовем! Или сам не ведаешь, на какой земле живешь?

Честомил сдержанно хмыкнул, но не стал возражать. Все знали, что Волхов, священная река, вытекает с Небес и впадает в Бездну: из Ильмеря в Нево-озеро. Верховья возле берегов Ильмерь-озера с глубокой древности считались владениями небесных богов — сперва чудского бога Юмоу, а позднее, когда пришли словене, Перуна. Ему и его жене, богине Перыни, возле Словенска еще сам древний князь Словен поставил святилище, которое по сей день так и называлось — Перынь. А Велесу и Веле поклонялись на Велеше, в самых низовьях Волхова, ниже Ладоги. И раз уж из Нево-озера, как из бездны, явился змей в облике Игволода, то Перун не откажется поразить его стрелами молний, если люди попросят его об этом в самую священную пору лета.

Перед отъездом на Дивинце принесли жертвы Перуну. Зарезали молоденького бычка, пустили по кругу братину с медовухой, проливая понемногу на землю для Перуна, а Домагость, сидя с гуслями на коленях, пел славу богу воинов:

Из-за моря, моря синего,

Из-за острова далекого,

Там, где дуб стоит высокий,

Едет бог Перун на коне-огне,

Катит громом колесо о шести спицах,

О шести спицах, молоньях-сестрицах!

Едет бог Перун биться-ратиться,

Не на живот, а на смерть,

Супротив сил Кощеевых,

Супротив слуг Марениных,

Супротив ворогов чужеземных!

Домагость пел, и мужчины вокруг — женщин к славлению Перуна не допускали — внимательно вслушивались в звуки его густого голоса. А голос креп, в нем уже слышались далекие раскаты грома, и могучий призыв летел с вершины высокого священного холма, казалось, к самому небу:

Ты возьми, Перун, стрелы огненны,

Натяни, Перун, свой могучий лук,

Как взгремят в небесах громы грозные,

Полетят с небес стрелы пламенны,

Пошатнется-дрогнет вся земная крепь!

Звенели бронзовые струны под умелыми пальцами, и уже струны ветров над Дивинцом колебались им в лад, унося славу и призыв на небеса, прямо к жилью Отца Громов.

Славься, Перуне!

Гласа громного во небеси

Дажди!

— ударяя по струнам, провозглашал Домагость, и все мужчины на Дивинце, плотными рядами занявшие не только вершину, но и склоны, подхватывали, громыхая обухами топоров и рукоятями мечей по железным умбонам щитов:

Дажди!

Туч несущих воды пречисты

Дажди!

Стрел разящих на ворогов наших

Дажди!

Яра пламени на недругов наших

Дажди!

Славься, Перуне!

Гой! Слава! Слава! Слава![16]

И дружным возгласам где-то далеко-далеко отвечали раскаты грома. Перун услышал призывающих его.

Женщины, собравшиеся у белого камня, тоже слышали громовые раскаты и с робостью в сердце держались за свои обереги. Дивляна оглядывалась то на мать, то на Яромилу. Домагость, жрец Перуна, и раньше каждый год приносил жертвы Отцу Грома, но никогда еще у них не было такого ясного ощущения, что его голос достигает ушей божества.

За шесть дней до Купалы войско спозаранку вышло из Ладоги и тронулось вниз по Волхову. Если все пойдет хорошо, то до велика-дня можно будет успеть вернуться — это была главная мысль Дивляны, хотя умные люди в ее положении думали бы совсем о другом. Еще бы! Мало того что она и Яромила тоже отправились в поход вместе с войском, они собирались принять участие в битве, да не просто так — девицы не воюют, — а в качестве двух богинь, дочерей самого Халоги!