Соберись. Да соберись же!

– Ксюша ко мне приходила. Теперь она тоже Пастырь. И… вот. – Она протянула сложенный вдвое листок с каракулями Лисницкой.

Пока Игни, хмуря брови, изучал записку, Ника нет-нет да и поглядывала в сторону спящего Князева. Действительно – двое. Игни и Антон. Нет, сомнений давно не осталось, но все же немного странно, когда вот так. В одной комнате.

Когда-то она читала, что если собаки долгое время живут с людьми, то они приобретают сходство с ними. Так вот, эти двое тоже были похожи, как хозяин и, хм, его любимый пес. Непонятно чем. Но бесспорно.

Подумалось: некоторые заводят собак, с которыми потом не могут справиться. И сами становятся на них похожи…

– Волюкрис… – протянул Игни. Пощелкал пальцами, вспоминая. – Знакомое что-то.

– Это клуб. Мы с Ксюшей были там до того, как она пропала, – пояснила Ника и добавила: – Он недалеко отсюда. У самой реки, внизу. Под метромостом.

– Хочешь, чтобы я туда съездил?

– Можем поехать вместе, – предложила она неуверенно.

– Незачем. Я сам. Тем более здесь недалеко. Удачи пожелаешь?

– Уда… – начала Ника, но запнулась.

Игни махнул рукой Шанне и вышел не попрощавшись.

Запах полыни остался.

Шанна тут же прекратила играть.

– Дождешься его, или домой?

Ника бы дождалась. Но она пообещала маме не задерживаться.

– А то подожди. Кофе угощу.

Похоже, кофеманили здесь часто. Независимо от времени суток.

– Давай по кофе – и домой, – сдалась Ника.

К тому же она так и не объяснилась. И поспешила начать, когда Шанна разливала по пластиковым стаканчикам густой черный напиток из термоса.

– Можешь передать Антону, что волноваться не о чем. Вряд ли мы с Игни… сблизимся. Я о нем не думаю. В этом смысле. И он обо мне, скорее всего, тоже. Он вообще… очень холодный.

Красноволосая девушка мелодично рассмеялась из своего угла.

– «В сердце, что кажется холодным, порой скрывается страсть, неизвестная огненным душам», – произнесла она нараспев, явно кому-то подражая. И добавила совсем иным тоном: – Да не переживай ты так! – Подошла, села рядом. Сунула в руки Нике горячий стакан и подула на свой. – Просто помни об этом, если вдруг надумаешь с «ночным» развлечься. По Тохе шарахнете…

Вот вроде бы и объяснились. Расставили все по местам. Только легче ни капельки не стало. «Развлечься». Слово-то какое… Грязное.

Сидели молча, прихлебывали кофе.

Опустошив свой стаканчик, Ника поставила его на пол, рядом с ножкой стула.

– Теперь точно пора.

Ника успела сделать несколько шагов.

А потом услышала протяжный выдох. Всхлип. И стон.

Шанна услышала тоже. Метнулась к спящему.

– Шанн, что-то не так? – подбежала Ника.

Отмахнулась. Забормотала:

– Боль-хвороба из чужого короба, откуда пришла, туда и пошла. Кто тебя послал, тот по тебе заскучал…

– Шанн! Шанна!!!

Шепчет, шепчет, раскачивается, шепчет…

– Тебя заклинаю, обратно отсылаю, за синие реки, за высокие горы, туда где тебя не найдут заговоры. Вернись к пославшему, горя не знавшему. С ним оставайся и не возвращайся…

Кровь. Это, что, кровь? Мамочки, как много.

– Слово мое сильно!

– А Игни? Что с ним?

Шанна повернулась. Лицо блестит от слез. Губы дрожат.

– Я не знаю… Раньше такого не было. Черт, ничего не получается…

Серые глаза с длинными прямыми ресницами. Спокойные. Как у Антона: «Хочешь, чтобы я туда съездил?»

– Боль-хвороба из чужого короба, откуда пришла, туда и пошла. Кто тебя послал, тот по тебе заскучал… Он не вернется.

– Что?

– Он не вернется! – Выкрик звонким эхом разлетелся по комнатам. – Не сможет. Ника, найди его. Пожалуйста, пожалуйста, найди его… я бы сама. Но ты же видишь… Игни не вернется. Я уверена.

– И что тогда? – с трудом двигая непослушными губами, спросила Ника и почувствовала, как пол начинает уходить из-под ног.

– Они погибнут. Оба.

Боль пахнет полынью и кофе. У нее серые глаза.

Теперь Ника знала это точно.

Ник, Ника-а…

А хочешь, скажу, как меня убить?

Легко и просто.

Отрезать от Полупути.

Вот как сейчас.

Я не могу вернуться. Маршрута не получается. Нет, я вижу его. Свою первую душу. Только не шагнуть.

Может, мне только кажется, что вижу. Точно так же, как и тебя.

Если выпустить мне всю кровь, я подохну, как любой живой. Это плата за телесность. Но лучше так, чем духом бесплотным. Привык уже. Нормально.

Ты бы сейчас плакала? Или отвернулась бы и ушла? На меня не очень-то приятно смотреть. Самому противно.

Ты воображаемая не плачешь. Не человек, а каменная дева. Валькирия. Богатырша. Боевая подруга.

Шучу, не обижайся.

Ты, это… Не отвечай, если не хочешь. А я еще расскажу. Чтобы не отключаться. Я слышал, если уснуть, когда так вырубает, то можно потом не вернуться.

Киваешь. Сидишь рядом. Не смотришь.

Он тоже неживой, это точно. Живой бы со мной не справился. Тем более в одиночку. Я вообще еще не встречал того, кто был бы сильнее меня. А этот – намного. Он старше. Опытней. И птицы его слушаются.

И тех девчонок – тоже он. Больше некому. Лизу, Настю. Ксюшу твою.

Ник, я полежу немного, ладно? Глаза закрывать не буду. Просто полежу.

А вот еще, прикинь, заморочка выяснилась. Полупуть начинает глючить, если спящего Князева повернуть ногами на место головы. Вот казалось бы, какая, на фиг, разница, в каком положении лежит князевское тело, если оно по-прежнему князевское?

Но для Полупути это – сбой координат. И я не могу вернуться. Только по-живому. Ножками дотопать. Опять же – смотря откуда…

Что за криворукий инженер эту штуку проектировал?

Зато если вернусь – доползу, доковыляю, припрусь, одним словом, весь такой внезапный, – то бинго. В следующую ночь опять ни царапины. Мои раны становятся его ранами, и ему их зализывать.

Такая фигня.

Нет, не сплю, обещал ведь.

Ник, а если кровь изо рта, это, значит, легкое задето? Пена какая-то. Не знаешь? Вот и я тоже.

Устал говорить. В тишине хочу.

Если б ты мне еще вон ту карточку в карман сунула… а то потеряю. Где взял, где взял… Купил. Я, вообще, знаешь ли, законопослушный.