– Коли ты желаешь, государь, чтобы я отдал свою дочь за князя Шуйского, я это сделаю, – клятвенно склонил голову воевода.

– Дорогой Петр Иванович… – изумленно вскинул брови Борис Годунов. – Разве породниться со знатнейшей семьей нашей державы – это такая большая жертва?

Князь Буйносов прикусил губу. Посмотреть на дело с этой стороны он как-то не догадался.

Судьба переменчива. Сегодня царствует покровитель худородных, завтра у власти может оказаться кто-то другой. Между тем Шуйские знатны и богаты сами по себе, даже пребывая в опале. Став их близкими родичами, детям, внукам, правнукам и праправнукам Петра Ивановича уже никогда не придется начинать службу сотником в захудалом остроге, как ему самому. Они станут начинать стольниками, подьячими, московскими дворянами! Ради такого будущего всего рода Буйносовых вполне можно пожертвовать одной из трех дочерей.

– Ты токмо слушай меня, Петр Иванович, и сам ничего лишнего не делай, – следя за переменами на его лице, вкрадчиво посоветовал Годунов. – И тогда хорошо выйдет для всех. И для тебя, и для меня, и для твоей дочери, и даже для князя Василия Шуйского. Тут важно не спешить, и покуда уверенность в его любви не появится, не проговориться.

– Да, государь, – кивнул князь Буйносов.

– Тогда завтра навести Василия Ивановича и пригласи его в гости.

– Да, государь, – поклонился Петр Иванович и вышел из палатки.

Оставшись один, Борис Годунов покачал головой и трижды быстро перекрестился.

Воевода Большого Наряда был то ли излишне наивен, то ли излишне честен, то ли излишне прямолинеен, но он совершенно не умел интриговать. И вот теперь, по усмешке небес, именно от его языка, от его умения вести разговоры с намеками и недомолвками, от таланта вовремя удержаться от лишнего слова или прикинуться простаком зависело будущее русского престола и всей православной державы.

Воистину, умеют боги пошутить над смертными!

* * *

И вот же диво! После дружеского ужина князей Шуйского и Буйносова слухи о творимых старорусской знатью заговорах сошли на нет, и к сентябрю армия вернулась в Москву в полном порядке и благополучии. Без единой ссоры и даже простой перебранки!

12 февраля 1599 года

Москва, Васильевский спуск

На самой верхней площадке высокой бревенчатой горки могучий Василий Шуйский и юная Мария, взявшись за руки, ступили на сверкающую глянцем, идеально отполированную толстую ледяную корку, уходящую резко вниз, толкнулись – и понеслись, ускоряясь все быстрее и быстрее. Уже через несколько мгновений в лицо ударил ветер, лихо растрепавший торчащие из-под шапки волосы девочки и задравший полы каракулевого кафтана князя Шуйского.

Десять саженей, двадцать, тридцать…

– А-а-а!!! – Княжна Буйносова закачалась первой, пару раз с силой рванула спутника за руку, а потом резко наклонилась и схватила его за пояс.

Василий Иванович невольно вскрикнул и рухнул на спину. Девочка упала рядом, и они понеслись дальше, продолжая разгоняться, соскочили с горки на залитый водой склон, в замерзший ров, с него на лед реки, и, постепенно замедляясь, докатились до противоположного берега.

– Ты первый упал, ты первый, ты первый! – вскочив, захохотала княжна.

– Зато в этот раз мы устояли почти до самого низа горки, – не стал спорить князь.

– Еще, еще! Теперь точно до конца удержимся! – Девочка побежала через реку, но у противоположного берега замедлила шаг, оглянулась: – Как много людей…

На горку выстроилась изрядная очередь – наверное, не меньше часа ждать придется. В ясный солнечный день всем и каждому хотелось прокатиться с самой большой горки страны. Хвост тянулся от склона вдоль крепостной стены, заворачивал к каруселям, огибал «гигантские шаги» и выходил обратно к горке.

Князь Шуйский прикусил губу. Он, конечно, был знатным человеком, и неподалеку крутилось три десятка его холопов и несколько буйносовских, однако москвичи, известное дело, народ своевольный и к чинам безразличный. Без очереди не пропустят. На силу тоже лучше не полагаться – побьют. Вон толпа какая набралась! И холопов разгонят, и самого опозорят.

Пока Василий Иванович мучился в раздумьях, как вместе со спутницей пробиться наверх мимо черни, княжна вдруг вздохнула:

– На Воробьевых горах, сказывают, склон еще выше. Да токмо туда добираться далеко очень.

– Разве это далеко?! – сразу повеселел князь и свистнул через губу, щелкнул пальцами, махнул рукой слугам. Коноводы бегом подвели двух туркестанцев, буланого и гнедого. Василий Иванович, отодвинув в сторону встрепенувшихся нянек, подсадил Марию в седло, сам заскочил на второго скакуна, подобрал поводья, резко выдохнул: – Пошел!

Послушные кони тут же сорвались с места, стремительно уносясь вдоль Москва-реки. В лицо ударил колючий морозный ветер, из-под копыт полетела снежная пыль. Дробный топот уносил спутников мимо стен Кремля, Белого города, за ощетинившуюся причалами излучину. Они повернули влево по ведущей к Воробьевскому дворцу дороге, но за версту до царского подворья остановились возле веселящегося на высоком холме люда.

Здесь стояли пять забавных снежных баб – в полтора человеческих роста высотой, с черненными угольной крошкой или подкрашенными золой широкими юбками, с огромной грудью, волосами из соломы и широкими ртами, с длинными зубами из ломаных веток. Чуть дальше возвышалась полуразрушенная снежная крепость – похоже, пару дней назад ее брали штурмом. На поляне между молодыми елками горел костер, вокруг стояли лотки с пирогами и рыбой, на костре кипели котелки.

Впрочем, большинство девиц и добрых молодцев находились не возле угощения, а на крутом заснеженном склоне. Кто-то катился на санях вниз, кто-то тянул их наверх, кто-то кувыркался где-то на середине.

Князь Шуйский тихо ругнулся про себя – здесь не было залитой водой ледянки, только утоптанный наст. А по нему так просто не покатаешься. Но вслух Василий Иванович ничего не сказал. Осадил скакуна, спешился и, подхватив княжну за бедра, помог ей спуститься.

Холопы из свиты отстали еще где-то возле Кремля – куда там обычным лошадям за туркестанцами угнаться! И потому, оставшись наедине со спутницей, князь мог позволить себе некоторые малые вольности.

– Позволь коней подержать, боярин! – подскочил паренек в распахнутом овчинном тулупчике, под которым алела полотняная косоворотка. – С горки прокатиться не желаешь? Вон санки мои стоят. Новые, ходкие, не пожалеешь!

– Молодец! – искренне обрадовался услуге Василий Иванович, бросив мальчишке поводья. – Расторопному слуге и рубля не жалко.

Указанные пареньком сани, сплетенные из ивовой лозы, на гнутых деревянных полозьях, были не такими уж и новыми, но зато длинными, вдвоем поместиться можно.

– Попробуем? – Князь Шуйский подкатил сани к склону, уселся позади. Мария, плотнее запахнув охабень, охотно забралась вперед, откинулась спиной на грудь своего спутника.