– Где же твой герой сейчас и почему он не вернется?

На словах «мой герой» меня бросило в жар.

– Я н-не знаю. Но, мне кажется, у него была очень важная причина.

– Более важная, чем его мать.

Мне нечего было возразить, мысли путались и скакали вразлад.

– А еще он зашил мне руку, – добавила я, надеясь хоть чуть-чуть сдвинуть его отношение к Феликсу в положительную сторону.

– Что значит «зашил»? – рявкнул отец.

– Я порезалась… Глубоко. И он…

Я оттянула рукав свитера и показала ему повязку. Отец сдвинул брови.

– Какого размера порез?

– Сантиметров пять-семь. И в глубину, кажется, немало…

– В больнице отведу тебя к хирургу.

– 3-зачем?

– Снять все это, вычистить и зашить нормально.

– Ты же даже не видел, как оно там зашито!

– Лика, ты хочешь обширную гнойную рану? Хочешь потерять руку? Как ты вообще допустила мысль, что дома, в антисанитарии, непонятно какими инструментами – неуч из автотранспортного колледжа мог бы правильно обработать и зашить рану?!

– Я уверена, что там все нормально! У него были инструменты, и она уже совсем не болит! Он где-то успел научиться всему этому и…

– Это даже не обсуждается.

– Но…

– Не хочу слушать. Ты мне слишком дорога.

Остаток дороги мы ехали в тишине.

Папа злился на Феликса, он справедливо считал его источником постоянной головной боли, и я не могла упрекать его в этом. Он слишком любил Анну и меня.

Спустя час мы вошли в ее палату, и я тотчас встретилась взглядом с ее беспокойными серыми глазами. Я собиралась с силами перед долгим и сложным объяснением, почему ее сына не будет – ни сегодня, ни завтра, ни потом.

– Андрей?! – выдохнула она, обнимая склонившегося к ней отца. – Что случилось? Почему я здесь?

– Ш-ш-ш, не волнуйся, – заговорил папа. – Лика позвонила мне вчера, и я сразу прилетел.

– Что произошло?

Я присела на краешек ее кровати и взяла ее руку.

– У тебя был сердечный приступ.

Анна перевела взгляд с меня на папу и обратно. Она словно старалась вспомнить что-то.

– Ой, как давно я не видела его… Где же он был все это время? – еле слышно спросила Анна. И от этих слов у меня внутри все сжалось.

* * *

Я не представляла, что это будет так сложно. «Он уехал… Он отлучился… Он временно отсутствует…» Боюсь, мне не хватит нужных слов, чтоб объяснить, почему его сейчас нет рядом.

– Я и забыла, какой он красивый…

Я сжала ее руку. «Да, красивый, очень! – мгновенно отозвались мои нервы. – Я удивляюсь, как не замечала этого раньше».

– Твой отец говорил, что в детстве ты с ним не расставалась.

– Ч-что? – изумилась я.

– И даже разговаривала с ним, – улыбнулась Анна.

– Ты о ком?

– О нем, о ком же еще, – сказала Анна и указала мне на серебряного ангела, висящего у меня на шее. – Давно я его не видела. Где же он был?

«Ангел, боже мой, ангел! Она говорит об этом несчастном кулоне, а не о Феликсе!»

– У меня в столе, – прошептала я, ошарашенно переводя глаза на папу.

– Милая вещица, как хорошо, что она не потерялась.

– Как ты себя чувствуешь? Помнишь что-нибудь? – осторожно спросила я, игнорируя протестующие жесты папы.

– Побаливает в груди. Помню, что услышала твой голос в гостиной и пошла к тебе. А потом… Как в тумане.

«Боже! Да она ничего, совсем ничего не помнит!»

– Не думай об этом, – решительно сказал папа и поцеловал ее в макушку. – Лика увидела тебя на полу и сразу вызвала скорую.

Я нахмурилась, но оспаривать папину версию не стала.

– Надеюсь, я не сильно напугала тебя, – повернулась ко мне Анна. – Сама не понимаю, как это могло случиться. Сердце меня никогда не беспокоило.

Я низко опустила голову и пыталась разобраться, было ли мое молчание о Феликсе спасением для нее или гнусным предательством…

В коридоре было сумрачно, суетливо и тревожно. Папа остался с Анной – поговорить о том, о чем обычно говорят любящие люди, которые долго не виделись. А потом меня ждал долгий поход по больничному лабиринту в логово хирурга.

* * *

– Давай сюда. Что здесь у нас? – сказал маленький толстенький мужик с кокетливой бородкой. Он совсем не был похож на хищника, которому полагается «логово», так что я мгновенно успокоилась.

– Порезалась, – буркнула я, протягивая руку.

– Вчера дети наложили швы. В домашних условиях, – резковато бросил отец. – Думаю, надо все обработать заново.

Клюв ножниц подцепил повязку, и она тут же свалилась на стол. В этом было что-то символическое: все, что касалось Феликса, не собиралось задерживаться в моей жизни. Я отвернулась.

– Вчера, говорите? – переспросил врач.

– Угу, – кивнула я.

– Точно? Я бы сказал, что прошло дня три-четыре. Воспаления и отека нет, шов сухой.

Я краем глаза видела, как у папы отвисла челюсть.

– Судя по кусочку нити – вот, видите, торчит, – шили хирургическим шелком. Красивая работа, прекрасные швы, после таких даже шрама не останется.

– Так значит… – начал папа.

– Все нормально. Через пять дней приходите, сниму швы.

– Значит, зашито… профессионально? – не унимался отец.

– Абсолютно. Говорите, дети шили? Может быть, подкинете мне парочку таких детей? А то рук не хватает, – захихикал хирург и прилепил мне на руку свежий пластырь.

* * *

– Не знаю, как ему это удалось. Я по-прежнему считаю, что этот пацан заслуживает отменной трепки… а Анну нужно увезти отсюда, и побыстрее! – бушевал папа по дороге домой.

– Она не захочет, – вздохнула я.

После исчезновения Феликса отец пытался уговорить Анну на переезд к нему в Хайдельберг, но она протестовала, объясняя это нежеланием бросать сад и меня, хотя главной причиной, конечно же, был Феликс и слепая вера в то, что он однажды вернется.

– Я говорил с врачом. После выписки ей нужен будет тщательный уход, восстановление и никаких потрясений. И она просто нужна мне рядом.

Я понимающе улыбнулась и сжала его руку.

– Прежде чем поступать в университет, тебе нужно будет выучить немецкий язык, и лучшего способа, чем переезд в Германию, я не придумал. Я хочу забрать вас обеих, но она ищет любые предлоги, чтобы остаться.