– Хватит! – оборвал он сам себя. – Не о том думаешь.

Надо было совершенствовать тактику охоты на Бройлера, делать новое оружие. Но какое?

Покончив с едой, Игорь зашел в лес и срезал несколько веток. Расстелив их на земле, он улегся. Вроде нормально, нигде не колет, ничего не впивается в бок. Темнота уже успела сгуститься, и Григорьев, закрыв глаза, продолжил размышлять на тему оружия. Все уже было придумано до него, в течение многотысячелетней человеческой истории, следовало лишь взять то, что можно было лучше всего адаптировать к нынешним условиям.

Лук, верно служивший и древним кочевникам, и средневековым воинам, тут не годился. Достаточно тугую ветку найти было можно, однако тетива из лианы не выдержит сильного натяжения. Хотя стрела полетит быстрее и дальше копья, ее убойная сила окажется меньшей из-за малого веса. Слегка попортишь Бройлеру шкуру, не более того. Вот если бы его осыпать градом стрел, тогда бы можно было рассчитывать, что одна из многочисленных ранок воспалится, и культурист серьезно расхворается. Но замучаешься делать стрелы, вытесывать наконечники и балансировать древко для нормального полета.

Идею насчет пращи Игорь тоже отмел. Штука, конечно, хорошая, простенькая в изготовлении и достаточно убойная. Если верить источникам, балеарские пращники могли убить противника на расстоянии свыше пятидесяти метров. Игорю не требовалось пятидесяти, хватило бы и пяти. Но балеарцы тренировались всю жизнь, а Григорьев только в сопливом детстве однажды сделал некое подобие пращи и очень быстро оставил эту забаву. Он мог убить оленя, вырезать полоску шкуры, но вряд ли за неделю научится метать камни лучше, чем рукой.

Оставалось старое доброе копье. Вернее – новое, поскольку старое как раз плохо подходило для смертельной битвы. Надо было отыскать более плотное дерево для древка, чтобы оно не раскалывалось, когда копье попадает в цель, и очень постараться с наконечником. Он должен быть максимально острым, способным пронзить человеческое тело и нанести достаточно тяжелую рану. А лучше сделать два копья – для верности.

Еще Григорьев подумал о щите, но тут же отбросил эту мысль. Возни выше крыши, а эффект сомнительный. Все тело не прикроешь; если он защитит туловище, а увесистый камень попадет в ногу, то полученная травма лишит его подвижности. Нет, лучшая защита – это внезапное нападение в таком месте, где оружие Игоря даст ему заметное преимущество над врагом.

Итак, схватка грозила затянуться, и Григорьеву следовало позаботиться о пище насущной. Бродя по лесу, он видел несколько фруктовых деревьев со зрелыми плодами, но перспектива стать вегетарианцем его мало радовала. Игорь приступил к сбору материала для растопки. Набив пакет мхом, веточками и щепками, он выложил ими всю яму. Теперь хоть одна искра обязательно должна была попасть на сушняк. Рядом с ямой Григорьев положил дрова, неподалеку запрятал пакет. Вооружившись копьем, он двинулся на поиски оленей. Дело оказалось несколько сложнее, чем он ожидал. Если прислушаться, лес издавал какофонию различных звуков. Щебетали птицы, кричали обезьяны, без умолку трещали насекомые. В таком гаме трудно было различить шорох от движения маленького стада. И вроде остров – не Гренландия, но, когда ведешь поиски, он кажется огромным. Кроме того, Игорь опасался встречи с Бройлером. Пока его вооружение было слабовато против могучего культуриста. Это не крошечный оленек, такого бугая поди завали!

Наконец, когда с Григорьева сошло семь потов и он сильно жалел об оставленной бутылке с водой, ему улыбнулась удача. Среди деревьев Игорь заметил маленькие силуэты. Он стал осторожно подкрадываться, стараясь ступать как можно тише. Травоядные, разбалованные отсутствием на острове хищников, вели себя довольно беспечно. Они беззаботно щипали травку и хотя поднимали время от времени голову, но лишь по велению выработанного тысячелетиями инстинкта. Какой-нибудь леопард сцапал бы их не напрягаясь. Но Игорь был человеком. Цивилизованным человеком, давным-давно разучившимся выслеживать и убивать дичь. Он успешно подкрался на расстояние броска и завел назад руку с копьем. При этом он задел какую-то ветку. Оленьки мгновенно насторожились, повернули головы в сторону подозрительного звука. Они уже приготовились к бегству, когда Григорьев совершил бросок. Травоядные заметили его движение и дружно обратились в бегство. Их реакция превосходила человеческую. Копье только вылетело из руки Игоря, а оленьки уже пришли в движение. Оружие угодило в пустоту.

Оценив результат охоты не самыми изысканными выражениями, Григорьев направился к источнику. «Хоть напьюсь», – подумал он.

У источника виднелись свежие следы копытных. Похоже, они утолили жажду незадолго до встречи с охотником и вернутся сюда не скоро. Все же Игорь присмотрел хорошее место для засады. «И на Бройлера тоже. Судя по всему, на острове единственный источник. Можно застать врасплох культуриста, когда он явится за водичкой. Вот будет забавно, если и ему придет в голову такая же мысль. Будем караулить друг друга», – подумал Григорьев.

Оленей он упустил и отправился к берегу океана в надежде хоть там отыскать что-то съестное. Дул легкий ветерок, остужая разгоряченное в лесной душиловке тело. Игорю безумно захотелось зайти в воду, поплавать. Океан манил его, завлекал кристально чистой теплой водой. Григорьев осмотрелся, сделал несколько шагов и остановился. В воде он абсолютно беспомощен. В ней он медлителен, неповоротлив и лишен возможности для маневра. Хороший подарочек для Бройлера, если тот вдруг нарисуется. Что называется, приходи и бери голыми руками. Хотя можно и не голыми, можно воспользоваться оружием пролетариата, поскольку на другое оружие Бройлер с его куриными мозгами вряд ли сподобится.

Поминутно оглядываясь, Игорь медленно побрел вдоль берега. Моллюски попадались ему регулярно, но все больше незнакомые, подозрительные. Возможно, это были знаменитые устрицы, но Игорь не представлял, как они выглядят и живут ли вообще в тропических водах. Зато мидий Григорьев знал и собрал пару десятков. Для голодного человека на один зуб, но и это уже хоть что-то. Будет хорошей добавкой к фруктам, которые Игорь прихватил на обратном пути от источника. Только есть их придется сырыми. Жаль тратить всю растопку на горстку мяса.

Тут Григорьев заметил, что он стоит напротив рифа. Расстояние до него было великовато, но даже с берега удивляло буйство красок. Это были просто яркие пятна – зеленые, красные, желтые. Они расцвечивали весь риф. Некоторые пятна оставались на месте, другие находились в движении. Последние были стайками рыбок, преимущественно одного вида. Игорь представлял, какая красотища откроется его глазам на самом рифе. В его памяти всплывали услышанные когда-то названия: горгонарии, рыбы-хирурги, морские ангелы, рыбы-клоуны, китайские собачки. Настоящая симфония цвета, природной красоты, гармонии. Недаром есть энтузиасты, отказывающие себе во всем и проводящие отпуск за отпуском на Большом Барьерном рифе – настоящем земном рае для аквалангистов.

Тут взгляд Игоря переместился ближе к берегу, и на риф ему сразу расхотелось. Даже если абстрагироваться от Бройлера. Мелководье просто кишело морскими змеями. Некоторые плавали буквально у самого берега. Григорьев на всякий случай вышел из воды. Насколько он знал, морские змеи чрезвычайно ядовиты. Они охотятся на шустрых рыбешек, которые способны вырваться и потеряться из вида, если после укуса проживут слишком долго. Поэтому яд морских змей гораздо токсичнее яда кобры или гремучника.