Батюшка орудовал, так сказать, словом. И с неожиданной сноровкой помогал не поспевающим санитарам. Потери батальона пока были невелики, но раненых после начала штурма оказалось много.

– Молодец наш поп! – усмехнулся младший лейтенант Юра Микрюков. – Представь, замполит, собственноручно какую-то автоматическую лазерную пушку раскорячил. Подобрался потихоньку и гранату прямо в энергоблок забросил. Ну, чисто артсамоходка в рясе, ха!

Рясу отец Евгений, естественно, не надел, облачившись, как и все, в боевой скафандр. Это Юрий так фигурально выразился.

– Батюшка, вам же нельзя, – удивленно обернулся к священнику Финкельштейн.

– Автоматика, для смертоубийства созданная, сын мой, суть артефакт неодушевленный, и греха в его поломании посему нету! – наставительным голосом, как он умел, ответил тот.

– Ну, тогда… благодарю за службу, отец Евгений! – совершенно серьезно кивнул Яков. – Останетесь здесь, помогайте санитарам, у вас, вижу, здорово получается. Остальное – наше дело. Понятно?

– Я б с тобой, Яша, пошел… – потупился священник – Сердце не спокойно отчего-то.

– Рядовой Смирнов! – рявкнул Финкельштейн. Иногда у него получалось рявкать. Правда, редко и совсем не страшно.

– Пересвет с Ослябей тоже не генералами были!

– Выполняйте приказ! – взгляд замполита за отблескивающими стеклами очков был суров, что весьма забавно смотрелось на его почти мальчишеском лице.

Священник вздохнул и ответил:

– На все воля Божия! Но вы уж там поосторожней… Не шучу я, Яков, давит что-то на сердце-то…

– Глупости это! Занимайтесь делом, товарищ священник!

Первым в курящийся дымом дверной проем заскочил, отпихнув наплечником скафандра сорванную с направляющих дверь, Марат Шарафутдинов. Затем в здании скрылись прикрывающие друг друга лейтенанты Дзахоев и Микрюков. Замыкал четверку Яша Финкельштейн.

Отец Евгений долго смотрел им в спину. Глядя, как скрываются в дыму чеченец, татарин, еврей и русский, он благословил их на подвиг во славу Божию. Потом вздохнул и проверил зарядку переносного кибердока. Шестьдесят процентов, плюс запасные батареи. Нормально. И побежал, пригнувшись, за офицерами.

Здание как здание. Трехэтажное. Впрочем, третий этаж можно не обыскивать – крыша обвалилась, из окон сломанными ребрами торчат балки, лестничные пролеты засыпаны рухнувшими сверху обломками. Окись этилена, ага. Жуткая штука, а БЧ одной из ракет рванула в аккурат на уровне чердака.

Но пока они идут по первому.

Марат осторожно перешагнул через чье-то тело, на миг наклонившись и констатируя смерть. Этот готов, и вон те двое – наверняка, тоже. Под подошвами десантных ботинок похрустывали куски пластика и битое стекло. Перед забралом шлема висел мутный туман из пыли, штукатурки и пробивавшегося сверху дыма. Но сканер показывал, что биологических форм впереди нет. Пока нет. Поворот, граната. Короткая вспышка и акустический удар. О! А вот этот, похоже, живой. Незнакомая форма, отброшенная под самую стену штурмовая винтовка, на груди – заляпанная кровью разгрузка с запасными магазинами и гранатами. Глухой звук выстрела… уже не живой. Вперед…

– Нияз, что ты там бормочешь? – раздается в шлеме голос замполита.

– Я на своем говорю, товарищ старший лейтенант. Я ругаюсь. Это нельзя перевести.

– Лучше за флангом следи, а не ругайся.

– Так я слежу и ругаюсь! Я умею, честно…

– Товарищ старший лейтенант, – слышен смеющийся голос Юры Микрюкова. – Он часто по-своему ругается, когда работает.

– Ай, зачем так сказал?! Я не все время ругаюсь, Юра. Я молюсь. Я – шахид, а шахид должен молиться!

– Шахид? – не понял Финкельштейн, внимательно следивший за уходящим вдаль задымленным коридором. – Это еще что?

– Не что, а кто! Это тот, кто идет на смерть за Аллаха и свой тейп! А мой тейп – весь Советский Союз. Он меня учил и за меня кровь проливал, пока я учился и не был воином. И Юра – тоже из моего тейпа. Он меня много раз прикрывал и погибнуть за меня готов был. Аллах велит не обижать тех, кто тебя учит и прикрывает.

– Нияз, а как же…

– Движение на двенадцать часов! – рявкнул Микрюков, отталкивая к стене Дзахоева. Группа рассредоточилась, падая на замусоренный пол, и слаженно ощетинилась стволами в сторону опасности. К этому времени бойцы уже почти дошли до ведущей на второй этаж лестницы, один из пролетов которой обрушился вниз и перегородил коридор. И где-то в этом хаосе из бетона, пластика, покореженных балок и перекрученных лестничных перил таился противник.

Финкельштейн включил встроенный в шлем тепловизор. Вообще-то довольно бесполезная штука, когда враги – пресмыкающиеся. Сливаются с температурой окружающей среды, твари! Но вот если нужно отличить ящера от человека, тогда да. Биосканер в этом смысле плохой помощник, он-то реагирует на любую живую органику. Так, что там у нас? Ага, теплокровный, в самом центре завала. Прячется, гад. Человек? Если человек, то явно чужой, никаких отметок на забрале шлема нет, система опознавания, как им объясняли инструкторы, ошибиться не может. По крайней мере, пока жив обладатель боевого скафандра.

Замполит немного приподнялся, в нарушение инструкции комбата разгерметизировал шлем и крикнул на всеобщем:

– Эй, выходи! Стрелять не будем!

Молчание в ответ.

– Не дури, говорю, покажись! Сейчас ведь гранату кину! – хотя какая уж тут граната, если честно? Куда ее, собственно, кидать? Просто в основание этого завала? Так толку будет ноль. Еще и назад отскочит, ударится обо что-то – и отскочит. А до залегших десантников от силы метров десять, даже меньше. И позади длиннющий, полностью простреливаемый коридор. Значит, им теперь ни вперед, ни назад. Или все-таки попробовать гранатами? В равной мере опасно и для прячущегося врага, и для них самих, слишком близко. Для них, пожалуй, даже опаснее. Во, попали, называется… совершенно идиотская ситуация!

Яша коснулся сенсорного клапана подсумка, выщелкивая в ладонь осколочную гранату. Придется рискнуть. Главное, кидать поприцельнее, чтобы ни в какую железяку не попасть. Приподнялся еще совсем чуть-чуть, пытаясь разглядеть….

В ответ завал вдруг разразился длинной очередью из электромагнитной винтовки, и Финкельштейна отбросило назад, протащив по полу почти метр. Броня скафандра, конечно, штука прочная, но в подобной ситуации при всем желании не спасет. Острые ограненные иглы, летящие в несколько раз быстрее звука, с легкостью прошили скафандр, выворотив на спине защитные пластины, и воздух внезапно закончился. Яша с хрипом пытался вдохнуть. Пытался – и не мог. Снова пытался – и снова не мог.

Он всегда считал себя атеистом, но сейчас в мозгу отчего-то билась только одна мысль.

«Боже, как же больно-то, как же больно-то, Боже!..».

Шарафутдинов приподнял винтовку и дал по завалу неприцельную очередь. Разрывные пули десантной безгильзовки крошили бетон, еще больше завешивая коридор пылью. В это время Микрюков вытащил штурмовую гранату и сбросил защитный колпачок Палец его уже коснулся кнопки детонатора, когда Нияз неожиданно закричал: