Случай второй. Стоит только увидеть Эстер Банарджи и Иакова Иакова, как сразу же становится ясно, что они родом из Индии. Они прибыли из Кохина. У них темная кожа, темные влажные глаза и тонкое изящное телосложение. Но и они евреи. В XV столетии их предки бежали из Испании в Португалию, откуда перебрались в Сирию, в Турцию – и так оказались на берегах Индии, где вступали в брак с темнокожими туземцами. В 1957 году, когда Эстер и Иаков эмигрировали в Израиль, раввины проинформировали их, что в силу определенных технических сложностей они не могут считаться евреями. Их проблема в следующем: они хотят пожениться, но, поскольку не считаются евреями, не могут вступить в брак в Израиле. Будь они христианами, все было бы в порядке. Они могли бы стать мужем и женой в любой из наших христианских церквей. Но они не христиане и не хотят быть ими. Они хотят быть евреями. В Индии их предки оставались евреями более четырехсот лет, деля с нашим народом и беды, и радости, но в Израиле, поскольку Эстер и Иаков не могут представить письменных свидетельств о четырех поколениях своих предков, они не могут быть евреями. Что делать?

Случай третий. Леон Беркес родился в ортодоксальной еврейской семье в Бруклине. Он основательно разбогател, основав ряд кошерных отелей в Кэтскилле, а когда было создано Государство Израиль, испытал сильную внутреннюю потребность присоединиться к нам, но процветавший бизнес требовал его постоянного присутствия. Он продолжал оставаться в Америке, втайне стыдясь самого себя и бормоча друзьям: «Будь у меня мозги, я бы был там и помогал настоящим евреям». Едва только отметив свое шестидесятилетие, он решительно передал все свои отели двум зятьям, «отличным еврейским ребятам», как он называл их, и отправился в Израиль, полный желания вложить четыре миллиона долларов в еврейское государство. Естественно, он решил заняться гостиничным делом, открыв отель в Акке, и, как правоверный еврей, оповестил, что его гостиница будет кошерной. Около сорока лет он руководил такими заведениями и с уважением относился к древним законам питания Торы, но, явившись в израильский раввинат за лицензией, столкнулся с массой оригинальных проблем. В Талмуде говорится, что в Шаббат можно работать только в случае крайней необходимости, которая включает в себя приготовление пищи, – но официантам запрещено записывать заказы и выписывать счета, поскольку это не «крайняя необходимость». Беркес посетовал: «Это означает дополнительную работу, но если таков закон, о'кей». Затем раввины предупредили: «Надо строго соблюдать все религиозные праздники», и Беркес заверил их, что в Америке он так и делал. В дни праздников он запрещал своему джаз-оркестру исполнять музыку, но раввины сказали: «Мы считаем, будет более достойно, если ваш оркестр будет молчать девять дней перед 9 Аба». Беркес сказал: «Это обойдется мне жутко дорого, но если этого требует еврейство, о'кей». Затем раввины указали, что в Торе четко и ясно говорится: «Да не зажжешь ты огня в своем жилище в день Шаббата», на что Беркес сказал: «Огня у меня никогда не бывает», но они объяснили, что в последние годы было установлено – слова эти имеют отношение и к электрическим выключателям, в которых может случайно проскочить искра. Они потребовали, чтобы с вечера пятницы и всю субботу лифты в отеле стояли. Он сказал: «Люди будут ворчать, но если таков закон… о'кей». Но когда раввины настоятельно потребовали, чтобы автоматические двери, которые вели из обеденного зала на кухню, тоже оставались в бездействии, дабы в их механизме случайно не проскочила искра, Беркес сказал: «Это уже чересчур». Раввины предупредили: «Если хоть одна дверь шевельнется, мы лишим вас лицензии». На что Беркес ответил: «Вашими стараниями оказывается, что быть евреем слишком сложно». И уехал обратно в Америку. Вопрос: можем ли мы вернуть этого отличного человека в Израиль?

– Сколько проблем ты взваливаешь на свои плечи, – с уважением сказал Кюллинан.

– И самая сложная – это моя.

– Что ты имеешь в виду?

– Помнишь тот день, когда мы явились к воджерскому ребе… с Зодманом?

– Да.

– И служка спросил: «Коэн или Леви?» И все мы ответили – «Израиль».

– Я припоминаю, что Коэны сидели с накидками на головах.

– И я сказал, что объясню позже.

– Что ты и сделал. Коэны – священники. Все Леви – храмовые слуги. Израиль – это все остальные. Общее стадо.

– Если проследить непрерывную линию предков до дней Торы, то выяснится, что каждый еврей принадлежит к одной из этих трех групп. Все евреи, имеющие фамилии Коэн, Кац, Каилан, Кагановский… остальные можешь себе представить… все они происходят из рода священников, которые даже сегодня имеют определенные привилегии. Теперь ваши Леви, Левины, Левинсоны, Лоуи и прочие… все они относятся к роду Левитов и тоже имеют кое-какие привилегии.

– А ты, бедняга из рода Израиля… – начал Кюллинан.

– Я не принадлежу к нему, – сказал Элиав.

– Но у воджерского ребе ты сказал, что…

– Сказал. Потому что никогда не воспринимал всерьез эти штучки Микки Мауса… – Он запнулся. – То есть моя жена… Я ведь никогда не рассказывал тебе об Илане? Она погибла именно здесь.

– Она… что?

Элиав прижал к подбородку теплый чубук трубки и несколько раз попытался заговорить. Наконец, собравшись, он сказал:

– Я был женат на девушке, которая могла бы быть символом Израиля. Его знаменем. Она была израильтянкой. Совершенно удивительной личностью. Она была застрелена. Прямо вон там. Там…

– Будь я проклят, – пробормотал Кюллинан. Он вспомнил тот первый вечер, когда они с Табари увидели Элиава, стоящего на коленях у склона холма. Он не был склонен что-то рассказывать, но Кюллинан интуитивно понял, что сейчас лучше не молчать. – То есть мы раскапываем память об ушедших?

– Чем мы и занимаемся, – согласился Элиав. – И одно из привидений пришло в дом и дает о себе знать… довольно печальным образом.

– То есть как?

– Я же Коэн… это в самом деле так. Я происхожу по прямой линии от святых людей из города Гретца, что на Рейне. И вот что о Коэнах – им никогда не разрешалось жениться на разведенных женщинах.

– Что это значит?

– По израильским законам, Коэн не может брать в жены разведенную женщину. Этого просто не может быть.

– Но вы же с Веред обручены.

– Это так. И если мы с ней захотим пожениться, нам придется лететь на Кипр, искать какого-нибудь английского церковника, который поженит нас по своим правилам, затем возвращаться в Израиль и там жить во грехе.

Кюллинан не мог удержаться от смеха.

– Мы пытаемся раскопать древнюю историю, а оказывается, живем в ней.

– Ты не прав, – возразил Элиав. – Ты вкапываешься в иудаизм, но даже не попытался понять его. Джон, мы особый народ с особыми законами. Как ты думаешь, почему я просил тебя пять раз перечесть Второзаконие? Черт бы тебя побрал, тупого ирландца! Я не католик. Не баптист. Я еврей – и я вышел из самого древнего народа с самыми древними законами.