– Ты не успокоишься, пока все этажи разным добром не набьешь, – с усмешкой сказала Черепаха.

– Совершенно верно, – согласился я. – Мы не знаем, что нас ждет. Надо быть готовыми ко всему.

– Куда мы попали? – с возмущением вещала Черепаха. – Это был нормальный отель? Кривые ножки у кровати, грязные стекла в окнах и рваные простыни! Все это я прекрасно могла получить в славянской Зоне, если бы поселилась в тамошней гостинице. Нет, ты только посмотри на это! – воскликнула она, показывая рукой. – Дома чуть ли не из глины построены, зато у входа стоит навороченный джип, и на крыше покосившейся хижины спутниковая антенна. Бедные несчастные индейцы!

– Что тебе не нравится? – удивился я. – Прекрасный горно-пустынный пейзаж. Речки высохшие, желтая пыльная земля. Скот пасется, канализации нет, телефонов нет, автобусов нет, казино и алкоголя тоже нет. Это же практически наши родные Великие равнины! Чувствуй себя как дома, не обращай внимания, что едем по асфальтированной дороге.

– А ведь верно, – с изумлением сказала Черепаха и замолчала, озираясь. – Убрать эти странные горы и можно поверить, что приехали домой. Это получается, мы так скоро будем жить? Антенна для телевизора, дорога и машина перед каждым домом, а в остальном ничего не изменилось?

Сзади противно взвыла сирена.

– Полиция, – сказала Черепаха.

– По фиг, – ответил я, – полное спокойствие. Остановись. Мы ничего не нарушали.

Патрульный с большим достоинством очень медленно вышел из машины с надписью «Племя навахо» и направился в нашу сторону. Второго в машине не было, и никакого напряжения и хватания за кобуру не заметно. Вблизи его широколицее, узкоглазое лицо напоминало невозмутимого идола. У шайенов, с которыми мне в основном приходилось иметь дело, такой явной азиатчины во внешности не было. Больше на бурята или монгола похож, чем на белого.

Черепаха нажала кнопку, опуская оконное стекло, и радостно заулыбалась. В свое время пришлось с ней долго биться, поясняя, почему в России так делать нельзя, а в Америке как раз наоборот. Ничего, освоила. Честный гражданин за границами бывшего СССР просто обязан радоваться при виде каждого встречного, иначе не поймут. А полиция вообще почти родственник. По крайней мере, до тех пор, пока коп тебя не ловит над трупом. Тут уж можешь смело ему сказать все, что давно мечтал. Хуже уже не будет.

– Чарльз Монтгомери, – представился патрульный. – Вы что-то ищете? Или заблудились?

– Как хорошо, офицер, что мы вас встретили! – обрадованно завопила Черепаха, как будто не знала, что последние двадцать минут этот тип ехал сзади, не обгоняя и повторяя все наши бессмысленные петляния по этим проселочным дорогам. – Дело в том, что мы тут должны заехать к одному господину, передать привет от его родственника, но, похоже, заблудились. Это где-то возле Орайби, должно быть, но спросить не у кого. – Она широким жестом показала на безлюдную дорогу.

– К кому именно? – с превосходством в голосе перед этими суетливыми туристами спросил полисмен.

– Как его, милый? – переадресовала вопрос мне Черепаха.

– Охотник на гуков, – выдал я.

Полицейский пару секунд стоял молча, потом сказал:

– Езжайте за мной.

И, повернувшись, ушел к своей машине. Он сел и моментально тронулся.

– Кажется, мы лишнее брякнули, – вполголоса сказала Черепаха, поворачивая за патрульной машиной. – Он, как имя услышал, моментально напрягся.

– Ну, не поворачивать же теперь назад! – с раздражением отвечаю. – Нам здесь не жить, завтра уедем.

Минут десять он ехал точно по нашему пути, только в обратную сторону, потом притормозил и ткнул рукой в сторону одного из глиняных домов, возле которого все в той же позе, как и полчаса назад, сидел старый индеец, глядящий в одну точку. Проехав еще метров пятьдесят, коп остановился, явно собираясь смотреть, что мы будем делать.

Мы, переглянувшись, подошли к сидельцу.

– Хеллоу, – сказал я, – дед, ты по-английски понимаешь?

Он мертво молчал, даже не пытаясь отодвинуться, чтобы я не загораживал вид на дорогу.

– Нам нужен Охотник на гуков, – медленно, для лучшего понимания, говорю.

Вот интересно, я не поленился английский учить, а потом оказалось, что в США есть масса народу, не понимающего, когда к ним обращаются на государственном языке. Некоторые еще норовят по-испански ответить, я хоть его и не знаю, но знакомые слова слышу, а пару раз вообще не разобрался, что там говорили. Понаехали, блин, на мою голову.

Помахал рукой перед глазами индейца. Никакой реакции.

– Может, он просто помер? – с надеждой спрашиваю.

– Не говори глупостей, – уверенно отвечает Черепаха. – Дышит. И сердце бьется. Правда, слепой.

– Наверное, еще и глухой, – соглашаюсь.

Я подошел к двери и постучал.

– Есть кто в доме? – громко крикнул. Никакого толка. Полная тишина. Дверь, между прочим, не заперта, но дурных нема – входить в чужой дом без разрешения и на глазах полицейского. На улице к этому времени появилось еще несколько человек, с интересом наблюдавших за нашими движениями. Все больше женщины в цветастых длинных юбках, но и пару мужиков с исключительно длинными волосами. Массу шампуня должны изводить на поддержание этой красоты. Вот где у нас шампунь брать? Негде. На равнинах и с водой часто проблемы. Поэтому проще коротко стричься. Насекомые нам в голове без надобности.

– И что делать будем? – спрашиваю Черепаху. – Второй раз ехать – глупо. Расположимся прямо здесь и подождем более нормального жильца? А то кинем прямо внутрь пакет и поедем куда подальше.

– А каково это убивать нелюдей? – неожиданно спросил старый пень без малейшего акцента.

– Да уж не сложнее, чем старого индейца, – ответила Черепаха, делая странное движение рукой.

– Так ты, оказывается, все прекрасно слышишь! – обрадовался я, показывая ей из-за спины старика на зрителей. Не тот случай. Она скривилась, но продолжения не последовало.

– Откуда такие странные мысли? – присаживаясь возле него на корточки, поинтересовался. – Не слишком ли ты глубоко ушел в нирвану, сидя у крыльца? Или у вас это как-то по-другому называется?

Он повернул ко мне страшно морщинистое лицо с бельмастыми глазами и спокойно ответил:

– Когда мне в семьдесят третьем году во Вьетнаме осколок в глаз попал, я не сразу видеть перестал. Только через много лет на второй перекинулось. Какое-то воспаление…

Тут прозвучала страшно сложная фраза. Что-то навроде – пусть этому сыну свиньи в черной пижаме с его долбаным минометом вставят в зад разбитую бутылку… А еще говорят, на английском не умеют ругаться!

– Так мне духи в компенсацию за зрение, – продолжил старик, – подарили возможность определять, сколько и кого убил собеседник. Никчемное умение, лучше бы наградили способностями супермена. Надеть синюю обтягивающую маечку и… банки грабить. Ловить бандюков на улице совершенно неблагодарное занятие. Слишком их много. Но иногда бывает от этого и польза. Вот как сейчас. Очень любопытно, – глядя на меня незрячими глазами, поведал он. – Я даже не берусь посчитать, сколько у тебя за спиной трупаков. Большой умелец, – с уважением сказал он. – Я-то всего три десятка гуков замочил. А тут такое разнообразие.