— Ну я, а кто спрашивает? — вот так все оказалось просто.

— Вот он спрашивает, — и большим пальцем через плечо в мою сторону.

Моя сторона в тот момент лихорадочно вспоминала многочисленные драки во время оно, выбирая из широкого разнообразия максимально болезненный, но безопасный вариант рукоприкладства.

— Ты чего за хрен? — поинтересовался старший техник.

— Разрешите справочник, я вам покажу свою фамилию и звание, — отозвался ваш скромный повествователь, принимая со стола массивную книжку на полторы тысячи страниц формата А4.

— Ну, — протянул Хорн из кресла, пока я обходил стол, а заинтригованные техники расступались в стороны.

— Вот, прошу. — Мой палец отчеркнул произвольную строку. — Извольте обратить ваше внимание.

Хорн уткнулся бритой физиономией в разворот. Что и требовалось.

Я наподдал всей полуторакилограммовой массой бумаги снизу вверх, и еще раз, уже захлопнув книгу, вслед отлетевшей голове с хорошего размаха. Голова полетела дальше, а за ней — руки-ноги и кресло. Справочник упал пострадавшему на лицо, а потом на справочник упал мой кулак. Раза четыре.

— Меня зовут Андрей Румянцев, козел! Я пилот, позывной Комета! Я сегодня потратил полчаса на твой дефективный модуль!

— Да, молодой человек, советую больше так не шутить с летной секцией. Мы шуток не понимаем. Пошли, Андрей, — произнес Блацкович.

Я не удержался и совсем нерыцарственно приложил лежащее тело ботинком под ребра. Тело застонало. Остальные техники стояли с разинутыми ртами и не вмешивались, так все ловко и быстро мы провернули.

Только один все повторял:

— Вы че, мужики?! Вы че, мужики?!

Мы счастливо ретировались. Кажется, никто ничего не заметил.

Я поинтересовался:

— Может, зря мы его так?

— Не зря. Если не так, то вариант один: каждый раз все модули дрючить. Они ведь только слабину почувствуют — пиши пропало. Рано или поздно попадешься. А теперь — теперь у них всякие правильные мысли будут появляться при чтении летного формуляра с твоей фамилией. Справочником по голове никому неохота.

Вот так все обернулось. Историю про справочник вся база обсасывала недели две. Аварийных АДСок мне больше подсунуть не пытались.

Некоторое время мне было стыдно. Все-таки я бывший без пяти минут русский офицер, которому так поступать присяга не велит.

Но только некоторое. Ведь я именно что «без пяти минут», и на меня всякие условности не распространяются. Да и эффект налицо. Прав был древний, который сказал, что насилие разрешило в истории больше споров, чем все дипломаты, вместе взятые.

Добывал я хризолин, добывал я дейнекс. Возил титанировую руду на завод, что возле Долины Гейзеров на планете Фтия (а Фтия, друзья мои, это планета-подружка Цандера — как Венера у Земли).

В атмосферу на моей колымаге входить было страшно. Когда носовой обтекатель и кабину обхватил щупальцами плазменный спрут, в потрохах ветеранского флуггера что-то начало щелкать. И так оно нехорошо щелкало, что я передумал тысячу разных мыслей, каждая из которых приводила к живописной картине динамического разрушения центроплана в плотных слоях атмосферы.

Но все обошлось.

Слетал. Еще раз наложил полботфорта при выходе на орбиту, когда история с щелчками повторилась.

Естественно, на базе «Кассиопея» встала в стойло, откуда через сутки вылез Пьер Валье и развел руками. Мол, все в норме, ничего не сломано. Все работает.

— Ты знаешь, Андрэ, флуггер как человек, да! Пока молодой — море по колено. А как состарится, так все что-то скрипит да щелкает. Твоему борту лет больше, чем тебе, раза в три. Не удивляйся, его время пришло.

Я все-таки удивился. Необычному, какому-то философическому настроению техника, и общей его плавности. Потом поглядел в замаслившиеся глазки и понял, что он на приходе после очередной порции своего самосада.

Оставалось надеяться, что никакие важные узлы он в таком состоянии не тестировал. А то много мне будет толку от его философствований, когда флуггер полетит в разные стороны, отдельно от меня?

Кстати — о гейзерах.

Гейзер в космосе — невероятно красивая штука! Столб воды вырывается иногда на сотни километров, и тут же замерзает, так как на дворе температуры стоят сильно минусовые. Льдинки разлетаются в разные стороны густой тучей, а столб остается стоять, наподобие ледяного дерева. Все это сияет и переливается самым причудливым образом, из-за разнообразных минералов, которые в виде пылевой взвеси вмерзают в толщу льда и творят удивительные вещи с коэффициентом преломления света.

Красиво, нет слов.

И очень опасно.

Не приведи Господь попасть под такой залп при пролете над астероидом смешанного каменно-ледяного типа! (А таких немало водилось в скоплении АД-186, это были в основном некогда основательно выгоревшие кометные ядра).

Та самая красивая пыль превращает струю воды в прекрасный абразивный материал. На скорости в десятки километров в секунду она запросто препарирует любой флуггер, даже серьезную бронированную машину, типа нашего «Хагена» или клонской «Варэгны».

Беда в том, что астероид очень нестабильный предмет. Не всякий, но случается.

Случилось и со мной.

Скопление АД-186 изучено относительно неплохо. Но именно что «относительно». В этом слове скрывается масса информации. Например, подробных карт, где отмечены гейзероопасные астероиды, просто не существует в природе. Об этом необходимо помнить, быть внимательным и осторожным.

К сожалению, иногда осторожность не помогает совсем.

Судите сами.

Я отыскал жирненький камень сорока километров в поперечнике, с хорошей такой, перспективной жилой дейнекса. Судя по СР-сканированию, чистого выхода этого драгоценного вещества ожидалось тонн триста. (А это, по скромным прикидкам, пятьсот терро премиальных в месяц). Установил вышку. Вышка наработала десять тонн руды, и я полетел забирать контейнер.

Процесс несложный. Контейнер отстреливается в космос, я его подбираю, сбрасываю пустой контейнер, АДСка его находит, устанавливает на горбу и начинает работать дальше.

Все так. Но у астероида по этому поводу имелось свое мнение. Когда «Кассиопея» пошла на взлет, впереди ахнуло. Да как ахнуло! Два, три, пять гейзеров одновременно, или почти одновременно, что не играет роли.

Я, как полоумный, дал полную тягу на маршевые и заложил левый вираж. Мы почти разминулись! Почти! На высоте полторы мы встретились со струей абразированной воды из крайнего левого фонтанчика. И она сбрила мне половину плоскости начисто, прихватив консоль с блоком «Шершней».

Удар был так силен, что флуггер закрутило в бочку, а я прикусил язык.