— Страну разъедает не ересь, а глупость, — отрезал Рекин. — Пора уже понять всем, в том числе и епископу Буржскому, что мир изменился и его уже не втиснешь в рамки прежних догм и представлений, в том числе и религиозных. Гарольд должен понять, что его союзниками в нынешних условиях становятся не церковники и тем более не владетели, а простые горожане, купцы и ремесленники, все те, кто способны шевелить мозгами. Не Храм нас должен заботить, дорогой Бьерн, а меченые. Кто знает, не захочет ли молодой король облагодетельствовать своих дорогих лесных родственников. Ты знаешь, о чем я говорю.

Брандомский задумался надолго. Рекин, конечно, прав: с мечеными пора кончать. Охота слишком затянулась. Еще десять лет назад Бьерн обещал Кюрджи голову Ожской ведьмы, а теперь уже и волчата подросли и все чаще выходят на дорогу. Кто знает, каких бед они могут натворить в Приграничье. Рекин прав и в другом: если Гарольд узнает историю своего рождения, то ему вполне может прийти в голову идея вернуть Ожский замок брату. Конечно, молодой король самолюбив, гордится своим отцом, великим Рагнвальдом, но все может быть. Бьерн вспомнил тонконогого сморчка на троне и усмехнулся. Ингрид была права, само вольно выбрав отца наследнику нордлэндской короны. Гарольд похож на Тора и статью и лицом, рано или поздно, ему об этом скажут, если уже не сказали, и молодой король, чего доброго, натворит массу глупостей. Нельзя Гарольду связывать свое имя с мечеными. Как только на лэндовскую сцену выйдет Бес Ожский, так Гарольду сразу напомнят, чьим сыном он на самом деле является. Все это чревато новой смутой и новой кровью. Гарольд далеко не дурак, и если возле него в нужный момент окажется мудрый советчик, то все закончится к всеобщему удовлетворению. Бьерн осушил одним глотком кубок и почти весело подмигнул налитым кровью глазом Рекину Лаудсвильскому. Времена наступали для Бьерна самые что ни на есть удачные, и не таким уж он был простаком, чтобы выпустить из рук с большим трудом пойманную птицу удачи.

Сигрид была взволнована известием о скором прибытии короля в Ожский замок. Сегодня решится ее судьба. И вовсе не корона привлекала ее, все дело было в Гарольде, таком красивом, таком мужественном рыцаре из древних легенд, которые она любила слушать в детстве. Кто может встать рядом с ним в Лэнде? И этот человек ее любил и говорил ей о своей любви. Сердце девушки стучало в тот момент часто-часто, почти так же, как стучит оно сейчас при радостном известии о его прибытии. Ах, как он был красноречив в тот вечер, и какой нежностью светились его глаза. Она до сих пор помнит тепло его рук и сладость мужских губ, впившихся в ее уста. Гарольд клялся ей в верности. Их любовь будет длиться долго, очень долго, всю жизнь...

Легкое беспокойство охватило вдруг Сигрид: эта глупая история с похищением может не понравиться Гарольду. Наверняка он сочтет себя оскорбленным и захочет отомстить. Но ведь мстить ему придется брату. Сказать об этом Гарольду? Но неизвестно, как самолюбивый король примет подобные намеки на темное пятно в происхождении. Все это так сложно. Может быть, потом, став королевой, она поможет Бесу вернуть часть его земель, не раздражая Гарольда и отца. А пока лучше всего промолчать. Бес, конечно, забавен, но он еще просто мальчишка. Сигрид вспомнила муравейник, смущение Беса и улыбнулась. Конечно, она ему поможет, но потом, позже.

Сигрид терпеливо поворачивалась, позволяя служанкам одевать и причесывать ее. Смехом и разговорами они отвлекали девушку от серьезных раздумий, но с этим приходилось мириться. Короля ожидали с минуты на минуту, и следовало поторопиться, чтобы не выглядеть в глазах просвещенных нордлэндцев деревенской неряхой. Решалась не только ее судьба, решалась судьба Приграничья, и, конечно, Сигрид Брандомская в такую минуту должна быть на высоте.

Послышался протяжный рев рога, заскрипели тяжелые цепи подъемного моста, и король Гарольд в сопровождении блестящей свиты вступил в гостеприимный замок Ож. Сигрид отстранила перепуганных служанок и поспешила вниз, дабы встретить короля у порога, как того требовал обычай. Король, одетый в белый кафтан и расшитый золотом алый плащ, уже обнимался с владетелем Брандомским. Здесь же расторопный владетель Лаудсвильский раскланивался со свитой короля Гарольда. Такого блестящего собрания Ожский замок в своих древних стенах еще не видел. В глазах буквально рябило от алых владетельских плащей. При виде благородной Сигрид гости восторженно загудели, приветствуя свою будущую королеву. Бьерн Брандомский выпустил короля из своих объятий, и тот поспешил к невесте. Сигрид почувствовала слабость в ногах и собрала в кулак всю волю. Гарольд улыбался ей всегдашней беззаботной улыбкой. Принимая ее руки в свои, он шепнул ей на ухо всего одно слово, но этого было достаточно, чтобы Сигрид ощутила вдруг такой прилив счастья и любви ко всему миру, что даже лошадиное лицо благородного Рекина показалось ей на мгновение красивым.

Владетель Лаудсвильский произносил приветствие королю от имени всех владетелей Приграничного края. Сигрид его не слушала, Гарольд тоже. Владетели из королевской свиты покорно ждали — обычай, ничего не поделаешь, хотя Рекин мог бы и не заливаться так долго соловьем, учитывая жару и долгую дорогу. Лаудсвильский понял общее настроение и сократил приветствие до минимума, за что был награжден королевской улыбкой.

Благородный Бьерн Брандомский недаром слыл самым богатым владетелем Приграничья, а то и всего Лэнда. Подобной роскоши нордлэндским владетелям видеть не доводилось. Пол парадного зала Ожского замка был выложен голубоватыми плитками, доставленными, как говорили, прямиком из далекого и почти сказочного Азрубала. В этот пол можно было смотреться как в зеркало, а от позолоты развешанного по стенам оружия буквально рябило в глазах. Посуда на столах тоже была привозная и мелодично звенела при каждом шаге. Что ни говори, а приграничные владетели здорово разжились в последнее время на торговле с Храмом. Пожалуй, король Гарольд не прогадал с невестой, этот брак пойдет на пользу всем и снимет многие разногласия, то и дело возникающие между двумя землями.

Хозяин замка усадил Гарольда на почетное место по правую руку от себя, как требовал обычай. Но хитроумный Бьерн и здесь угодил своему гостю: кресло короля, отделанное золотом и драгоценными камнями, напоминало скорее трон, тогда как кресло самого Бьерна выглядело достаточно скромно. Гарольду и его нордлэндской свите такая предупредительность владетеля Ожского замка пришлась по душе. Это был намек на будущее единое королевство под рукой Гарольда Нордлэндского. Зато многим не понравилось, что по левую руку от Брандомского утвердился Рекин Лаудсвильский. Такой расклад никак не устраивал присутствующих в зале владетелей Нордлэнда и Приграничья. Гарольд, увлеченный разговором с Сигрид, поднявшегося ропота не заметил. Однако Бьерн и Рекин не одобрительные реплики в свой адрес слышали очень даже хорошо. Недовольство владетелей было понятно: одно дело, присутствие подле короля благородного Бьерна, и совсем другое — возвышение серого интригана Лаудсвильского, о связях которого с храмовиками ходило много скандальных слухов. Но Брандомский отлично понимал, что без помощи ловкого друга ему трудно будет утвердиться на первых ролях при нордлэндском дворе, и поэтому пренебрег мнением блестящего собрания.