– Что-что?

– Эд и я. Мы не вместе. Мы были – сначала, в Остине, но сейчас – нет.

Тесс подняла руку, как регулировщик:

– Это не мое дело.

Эмми все еще сидела на бордюре, подобрав колени к груди и почесывая лодыжки. Тесс заметила, что она расцарапала ногу до крови, но, не замечая этого, продолжала чесать. На лодыжках ранки затянулись корками и были видны тонкие шрамы, которые, наверное, никогда не сойдут.

– Ты знаешь, что он следит за твоими успехами? – спросила Эмми после непродолжительного почесывания. Эсски, обычно очень дружелюбная, от этой посетительницы держалась на расстоянии, будто от нее веяло каким-то сумасшествием.

– Что?

– Собирает газетные вырезки. Их не очень много – три или четыре.

– Я не так уж часто попадаю в газеты.

– Да, наверное, – Эмми не казалась грубой, просто сообщала факт, как делают дети, пока взрослые не обучат их искусству утонченной лжи. – Ты когда-нибудь кого-нибудь убивала?

– Что?

«Неужели она у всех это спрашивает?»

– Ну, ты же часто оказываешься в странных ситуациях, только я не помню, чтобы тебе приходилось кого-нибудь убивать. Так ты убивала или нет?

– Нет. Зато видела, как люди умирают. Видела мертвых. Но не убивала.

– Хм-м, – нахмурилась Эмми. – И, наверное, помнишь все ужасные детали. Всю кровь. Если, конечно, там была кровь. Можем, пообедаем вместе?

– В смысле? – Тесс подумала, что ей плохо удается перескакивать с темы на тему.

– Обед же. Ты голодна? Эд сказал, в тебя много влезает. Знаешь, я хочу называть его Вороном. Ему идет.

– И часто Ворон обо мне говорит?

Эмми задумалась.

– Не очень. Иногда. Когда настолько поздно, что уже рано, а мы хорошо отыграли, и не осталось сил, и он выпил пару бокалов, и мы идем к «Эрлу Эйбелю», чтобы съесть пирога, а уже начинает светать, – тогда всплывают воспоминания. Это правда, что ты каждый день ешь на завтрак одно и то же?

– Ну, не так чтоб уж прямо каждый.

– Думаешь, это означает, что ты моногамна от природы?

– Чего-о?

Эмми поднесла руки ко рту, словно собираясь попробовать на вкус кровь под ногтями.

– Мне кажется, если человек может есть на завтрак одно и то же каждый день, значит, он очень верный и надежный. Хотя такой человек может взбеситься. Сожжет дом и пустится в бега, потому что вдруг осознает, что не может больше смотреть на миску кукурузных хлопьев. Так что, пойдем обедать или как?

– Почему бы и нет? – по крайней мере, этот вопрос был ей понятен.

Тесс не знала, куда Эмми приведет ее, но буфет в старомодной аптеке «Олмос Фэрмеси» оказался приятным сюрпризом.

– Возьми молочный коктейль, – подсказала ей Эмми. – Здесь они лучшие в мире.

– Лучшие в мире молочные коктейли делал мой дедушка, у него был свой буфет.

И все же Тесс добавила коктейль в свой заказ – к сыру-гриль и бекону. Она никогда не видела, чтобы молочный коктейль подавали так: женщина за стойкой поставила пластиковый стаканчик со взбитыми сливками и рядом – заполненный контейнер старомодного миксера «Хэмилтон». Эмми перелила густую смесь в сливки, помешала и стала есть ложкой. Можно было и через соломинку, но гораздо труднее. Ложка годилась лучше.

– Я здесь все время зависала в старших классах, – сказала Эмми. – Лучшее место, где продают газировку. Вкусно?

– Ты так говоришь, будто это было лет сорок назад.

Она мечтательно кивнула, облизывая ложку.

– Мне действительно так кажется. Мы жили на Эрмоса, в районе Олмос-парка. «Красивая улица» по-испански. Вот тебе и загадка: могут ли ужасные вещи происходить на улице с таким названием?

Безумное поведение Эмми начинало казаться просто игрой.

– По-моему, я по ней проезжала. Постоянно оказывалась в Олмос-парке, когда пыталась найти твою крестную в Аламо-Хайтс.

– В Сан-Антонио легко потеряться.

Это прозвучало как предупреждение, но лицо Эмми, ковыряющей ложкой свой коктейль, дышало невинностью. Она оказалась не такой, какой представляла Тесс. Монаган не могла точно сказать, какой именно была певичка, – но не такой, как думалось раньше.

– Зачем мы здесь? – спросила Тесс.

– Важный вопрос. Один из самых важных. Зачем мы здесь? Понимаешь, раз уж мы здесь оказались, мы должны делать все, что в наших силах, пока нас не станет.

– Я имею в виду, зачем мы пришли сюда обедать? Зачем ты меня нашла? И как ты меня нашла, если уж на то пошло?

– Ты сказала Ворону, что живешь в мотеле «Ла Касита». Ворон все мне рассказывает.

– Прямо все?

– Все, что я хочу знать. Я спросила его утром, где ты.

– Зачем?

– Я тебе уже сказала. Я хотела, чтобы ты знала, что между нами ничего нет. Между мной и Вороном.

– Хорошо, я знаю. Что дальше?

– Ничего. Желтые ботинки, – сказала Эмми и, как маленький ребенок, подула в трубочку, пустив пузыри.

– Эмми, ты знаешь Тома Дардена или Лейлена Уикса?

Тесс намеренно не связывала имена с каким-либо контекстом, но на лице Эмми ничего не отразилось.

– Нет, а кто это?

– Дарден – человек, которого я обнаружила в доме Марианны. Уикс – тот, с кем он, предположительно, находился незадолго до смерти. Они местные, но довольно долго просидели в тюрьме.

Эмми сдвинула брови, будто напряженно задумавшись.

– Они ходили в школу в Аламо-Хайтс?

– Сомневаюсь.

– Тогда вряд ли я их знаю.

– Знаешь, что привело меня сюда?

– Тоже один из важнейших вопросов, да?

Тесс вытащила из еженедельника вырезку с фотографией Ворона.

– Сейчас мне уже известно, что это было вырезано из старой газеты, а подпись просто фрагмент предыдущего названия группы. Но это не значит, что он не находится в большой беде. Он прислал мне это неспроста.

– Думаешь, это Ворон тебе прислал?

– Кто же еще?

Эмми дочиста облизала ложку и попыталась повесить себе на нос. Та с лязгом упала на стол.

– С ложками у меня никогда не получается. Не знаю, зачем я до сих пор пытаюсь.

– Эмми, он действительно в большой беде? А ты сама?

– Да в порядке я, – резко ответила певичка.

– Что-нибудь случилось, когда вы жили в доме Марианны?

– Нет, – она проглотила остатки коктейля. – Мне пора. Мы сегодня играли допоздна, надо поспать несколько часов.