Согласовано с Россией.

7. Передача железной дороги между Порт-Артуром и Куанченцзы.

Согласовано с Россией.

8. Россия оставляет за собой железнодорожную магистраль Куанченцзы – Владивосток.

Согласовано с Японией.

9. Возмещение Россией Японии военных расходов.

Отклонено Россией.

10. Передача Японии российских судов, находящихся в нейтральных водах.

Отклонено Россией.

11. Ограничение российских морских сил на Дальнем Востоке. Отклонено Россией.

12. Предоставление Японии права рыбной ловли у берегов Сибири.

Отклонено Россией.

Было ясно, что Россия проиграла все сражения в этой войне, кроме сражения за столом переговоров. В отличие от американских газет, японской прессе не понравились такие условия мира, и это поражение было приписано слабости японской дипломатии [Лукоянов 2007: 29]. В Японии писали, что Россия «легко отделалась»[215]. Витте явно дал понять, как трудно далось окончательное решение и как слаба была позиция России. Вернувшись с конференции, Витте сказал следующее:

Я держал свое слово на протяжении всех переговоров на мирной конференции. Я сказал японцам, что я не отступлю ни на дюйм, и так и произошло. Я отказался уступать по пункту, касающемуся ограничения морских сил, отказался от выплат денежных средств и отказался отдавать территории и отдал пол-Сахалина по приказу императора[216].

Другому репортеру российский уполномоченный заявил, что «обставил японцев». Более подробно он объяснил это так:

Президент Рузвельт взывал к моему патриотизму, гуманности и здравому смыслу. К счастью, мне удалось сохранить эти качества до конца переговоров. Японцы не могли прочитать на моем лице, что происходит в моем сердце. С самого начала я понимал, что я должен выглядеть убедительно[217].

Позднее Витте описывал свой успех как «победу пера над мечом» [Schattenberg 2008: 10]. Если в российской историографии в дальнейшем будет подчеркиваться роль Витте, то в историографии США триумф приписывается президенту Рузвельту. Однако я, как и некоторые другие, предположил бы, что окончание войны было обусловлено финансовыми потребностями Японии [Helfferich 1906: 238; Goltz 1906: 192–193]. Тем не менее Рузвельт стал героем дня и получил поздравления и благодарность от российского императора[218].

В отличие от переговоров, подписание мирного договора заняло сравнительно немного времени[219], о чем сообщили в «The Seattle Republican» вместе с советом на будущее: «Позвольте посоветовать воюющим сторонам: “Иди и впредь не греши”»[220]. «Последняя глава кровавой войны»[221] была написана, и несмотря на то, что казалось, будто Япония проиграла, десятилетие спустя в статье из мичиганского издания «The Calumet News» старались подчеркнуть значение этого договора для международного мира:

Из Портсмутского мирного договора следовало, что Япония, одерживавшая победы в сражениях, потерпела поражение; но учитывая, что война стоит больших человеческих жертв и финансовых затрат, страна, завершающая войну любой ценой, спасает национальную гордость. <…> В своеобразном тихом городке Портсмуте интеллектуальный поединок дипломатов России и Японии положил конец войне[222].

Несмотря на то что международная общественность хорошо приняла договор, японцы были им недовольны. Когда новость о договоре достигла Японии, общественность отнеслась к ней в целом безразлично:

Директор политического департамента Министерства иностранных дел г-н Ямадза прибыл с мирным договором, подписанным в Портсмуте 5 сентября, в Иокогаму днем на борту парохода Дакота и немедленно отправился в Токио. Туда он прибыл только вечером, на железнодорожной станции его встречало очень мало людей, поскольку всех приходивших тщательно проверяли военные и полицейские, охранявшие станцию[223].

Витте сохранял на Западе положительный имидж, поскольку казалось, что он – единственный российский политик, способный справиться с холерным кризисом конца 1905 года:

В России есть только один чиновник, способный справиться с кризисом, с которым столкнулась Россия, кризисом еще более острым, чем тот, что был только что решен Портсмутским мирным договором, и это граф Витте. Успех же, которого он достиг в своей миссии здесь, поднял его престиж до таких пределов, что его многочисленные враги в официальных кругах и при дворе больше не смогут встать между ним и его государем и внести рознь между ними[224].

Но в России, как и Комура в Японии, Витте стал козлом отпущения из-за мира, который казался унизительным для российского населения:

На недавнем городском собрании Санкт-Петербурга, созванном для обсуждения общественных мероприятий в благодарность за службу графа Витте в Портсмуте, возникло сильное предубеждение против него. Предложения устроить прием в его честь, почтить его почетным граждан – ством или приветственной речью были отклонены, зато была принята резолюция, согласно которой он недостоин особых почестей, потому что его служба в Портсмуте «была лишь искупительной жертвой за его уступки, ставшие политическими ошибками, приведшими к войне»[225].

Единственным человеком, которому мирный договор принес пользу как дома, так и за рубежом, был Теодор Рузвельт. Его роль в переговорах будет подробно проанализирована ниже.

Теодор Рузвельт и Портсмутский мирный договор

Норман Сол называл Рузвельта «церемониймейстером на каждом мероприятии» [Saul 2005:498], проходившем в Портсмуте; Тайлер Деннет даже назвал его «диктатором» [Dennett 1925: 243] мирных переговоров. Хотя президент, вероятно, заслуженно получил в 1906 году Нобелевскую премию [Wolff 20086: 126], необходимо помнить о том, что Рузвельт действовал во имя национальных целей США, которые опасались растущего влияния Японии по ту сторону Тихого океана. Если договор и был «существенным достижением»[226], то сугубо с американской точки зрения. Заключению мира посвящали стихи[227], о событиях в Портсмуте устанавливали мемориальные доски[228], но японцы и без того помнили о том, что там произошло. Я считаю, что этот договор стал отправной точкой на пути к Перл-Харбору и началу военных действий в Тихоокеанском регионе 36 лет спустя. Таким образом, Портсмутская мирная конференция не была, как утверждали Аллен Хокли и Стивен Эриксон, примером «успешной русско-японской дипломатии». И США были не «активным посредником» [Hockley, Ericson 2008: 1], а национальным государством, извлекшим выгоду из посредничества, хотя бы временно удержав под контролем амбиции России и Японии.

Рузвельту было необходимо удержать в Восточной Азии под контролем обе державы, потому что он, как и его коллеги в Лондоне, надеялся, что благодаря балансу сил в регионе сохранится политика открытых дверей в Маньчжурии. Следовательно, было необходимо, чтобы ни одна из сторон не достигла превосходства после войны. Таким образом, он действовал в национальных интересах США, а не сугубо ради мира в целом [Лукоянов 2007: 17; Trani 1969: 144–148]. Президент признавал амбиции так называемых «опоздавших» стран, Германии