Мысль надавать ангелам или даже архангелам по первое число изрядно развеселила ламию. Хотя их род традиционно и держался как-то ближе к демонам, но по невесть какой прихоти они тщательно и, надо признать, весьма искусно придерживались принципа неприсоединения. Жили сами по себе, приводя мужчин всех рас в неистовый восторг и наводя глухую завистливую тоску на их женщин…

А волшебник уже поглаживал кривоватую, кое-как оструганную веточку, щедро напитывая магией самоделку.

- Не было времени толком сделать волшебную палочку - но на один заряд тут хватит, - он кое-как отдышался. - Если совсем туго будет, обведи себя ею вокруг или направь на цель - и позволь Силе истечь из неё.

Рыжая красотка осторожно приняла в ладони неказистое с виду изделие. Палочка уже светилась живым серебристым светом, который немедля облёк и свою новую владелицу - с тем, что ламия оказалась вся окружённой красивого лунного цвета аурой.

- Щекочется, - хихикнула она.

Валлентайн прислушался к вдруг загудевшему магическому эфиру. Словно набатный колокол на ветру басовито звенел и бился, возвещая приход новых демонов.

- Что ж, пора. Не стоит давать им время и возможность построить Большой Круг? - волшебник рукой сотворил над девицей древний, отгоняющий зло знак. - Давай, действуй, искусительница - я буду знать, когда пора…

Ламия ещё раз со счастливой улыбкой обозрела себя. Помахала ручкой на прощание, и стремительной лёгкой рысью унеслась за холм, где тревожно мерцало и билось разгорающееся зарево.

Валлентайн неспешно достал из заплечной сумки недлинный продолговатый свёрток. В чуть промасленную тряпицу оказался завёрнут тонкий серповидный клинок. Не оружие, и не инструмент повара или столяра. Старый ритуальный нож, в незапамятные времена откованный из чёрной бронзы безвестным гоблинским кузнецом. Бесхитростная и незамысловатая с виду поделка верно служила многим, а потом и молодому чернокнижнику во время его первых обрядов, когда он случайно всё-таки нашёл и взял в свои руки одну из немногих сохранившихся книг по чёрной и повсеместно запрещённой магии.

Он вошёл в центр большого камня, ещё недавно занесённого песками. Древний алтарь ныне забытого народа мирно покоился под слоем пыли и веков, чтобы сегодня ещё раз сослужить полузабытую службу. Валлентайн лично раскопал и очистил его - благо оказалось всего-то пару локтей песка с камешками. А уж работы бывший сельский парнишка не боялся.

Волшебник рывком перевернул парализованного ужасом мальчишку на живот. На загорелой дочерна спине смешно виднелась цепочка позвонков и нелепо сведённые вместе от связанных рук лопатки. Но вовсе не это интересовало чернокнижника. Он присел, наступил коленом на эту худую спину и ухватил пятернёй за грязные курчавые волосы. Задрал икнувшую от испуга голову, обнажая шею с натянувшейся смуглой кожей и часто-часто бегающим под нею кадыком.

И в тот миг, когда шелестящий магический фон кропотливо работающего неподалёку шамана заметно ослаб, он нежно полоснул лезвием по этому беззащитно-цыплячьему горлу…

Шаман с досадой отшвырнул ламию - да так, что тельце этой похотливой сучки мокрым шлепком растеклось по скале. Это ж надо было так примитивно попасться… И кто - он, покоритель Семиградья и Рюеньского королевства, всемогущий и искуснейший Дуул'Зерот!

Во вспотевшие виски ещё бился могучий и полузабытый шум давно высохшей крови, иллюзию которой так умело воскресила и разожгла эта изменница. Однако по пологому склону холма сюда уже спускался соперник, и одни только мимолётно производимые им колыхания магического эфира заставили старого шамана глухо зарычать. Если бы он мог, он бы завыл от бессильной ненависти - вместо глупого магика людишек, кичащегося своей никчемной силишкой, его угораздило наткнуться на некроманта. И тот успел скрытно провести свой обряд. А вот это было уже не просто плохо, это было просто ужасно. Ибо вся сила старого Дуул'Зерота теперь оказывалась что трава против ветра - коварный человечишко, осмелившийся встать у него на пути, оказывался прикрыт той же самой тёмной Силой, которую по каплям собирал и копил он сам.

Только во много раз, неизмеримо больше. Однако шаман всё же попробовал потрепыхаться, всё-таки опыта и изворотливости у него было куда поболе. И высохшие костяные пальцы, с которых невидимым ледяным ветром сдуло последние иллюзии наросшей плоти, с неожиданной силой вцепились в отполированный бесчисленными прикосновениями, старый волшебный посох. Что ж, потягаемся ещё…

Это напоминало схватку могучего, но увы, неповоротливого медведя со старой, опытной и прожжённой охотничьей собакой. Медведь был силён, ох как силён - но он был неопытен. Едва успевал отмахиваться лапами от наседающей со всех сторон псины, постоянно меняющей тактику, увёртливо наскакивающей с разных сторон и каждый раз урывающей в пасть кусок вожделенной плоти.

Однако исход битвы был предрешён. Одна-единственная ошибка - старый шаман никак не ожидал, что заклинание Удушающей петли Праха всё же знакомо этому выскочке - и Дуул'Зерот пропал в тот же миг. Словно могучая ледяная гора вдруг прижала его к истерзанной каменистой почве и придавила так, что с хрустом лопнули кости, а из глазниц вылетели и разлетелись соплями два белёсых шарика с выцветше-блёклыми зрачками…

Валлентайн никогда не думал, что его собственное тело может быть куда тяжелее скалы. Или купеческого корабля. Во всяком случае, когда он попытался подняться с песка, залитого его кровью и оставшимся от шамана пеплом, ощущение оказалось именно таким. Проклятый мертвяк мало того, что сыпал заклятьями и изворачивался от ответных как попавший живым на сковороду угорь, но ещё и весьма чувствительно охаживал его своим корявым посохом. Кстати… залитая кажущейся в полутьме чёрной кровью ладонь кое-как потянулась и нашарила втоптанную в грязь палку.

Лёгкий звон прошёл по истерзанному телу. Ну, поломанные рёбра то мелочь. Левая рука повисла плетью и отчего-то мало того, что не слушается, но даже и не ощущается. Стерпим пока…

Сплюнув накопившуюся во рту кровь вместе с обломками зубов, волшебник кое-как опёрся одной рукой на посох и медленно, словно поднимая поникшими плечами невидимое во мраке небо, поднялся. Нет, это не весь мир покачивается под неумолчный шорох и гул прибоя в ушах. Нет, не потускнело мерцание почерневшего от жара и разбрызганного оплавленного камня - то мутная пелена застит взор.

Всё же, то обгорелое кровавое месиво, что ещё недавно было молодым здоровым человеком, в конце концов утвердилось на двух почерневших и пузырящихся лохмотьями подобиях ног - и вырезанном из неведомого дерева посохе. И стоящая на вершине скалы ламия (вот же ж никакая зараза эту бестию не возьмёт) содрогнулась от непередаваемой смеси страха и восторга. Вот она, та знаменитая стойкость рода человеков ко всякого рода невзгодам и передрягам!

Рыжеволосая и пламенеющая даже в полутьме фигурка с ловкостью горной козули спустилась вниз и невежливо ткнула в ощутимо пошатывающегося волшебника корявой, серебристо мерцающей волшебной палочкой.

- Мне не понадобилось, - с ухмылкой заверила ламия. - Я и так бессмертная, забыл?