Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шеннон вздохнула. Ей стало так легко, что при желании она, наверное, могла бы подняться над землей и воспарить.
И все-таки что-то было не так. В картине чего-то недоставало, и оттого она казалась нереальной.
Смущенная новизной ощущений, Шеннон ответила улыбкой на улыбку Фрэнсиса и внезапно, словно кто-то приставил к ее глазам магический бинокль, увидела правду.
Она вовсе не была свободна. Вовсе нет.
Один плен сменился другим. Ей казалось, что она все еще любит Джейсона, но на самом деле не любила его никогда. Смысл любви, счастье любви, свобода и плен любви были неведомы ей… до этого момента. Случилось то, что невозможно было представить, о чем нельзя было подумать, что не укладывалось ни в какие рамки.
Она влюбилась в собственного мужа.
Открытие ошеломило Шеннон.
Когда-то, решившись после долгих раздумий прекратить отношения с Джейсоном, она убедила себя в том, что никогда и никого не полюбит.
Логика ее рассуждений основывалась на простой и, как ей казалось, убедительной аналогии. Джейсон был болезнью, и, переболев им, она обрела устойчивый, вечный иммунитет против вируса любви. Как выяснилось позже, аналогия оказалась верной лишь частично. Болезнь — тяжелая, неприятная, гадкая — прошла, но никакого иммунитета не оставила. Любовь к Джейсону обернулась на поверку всего лишь увлечением, и, когда Шеннон, слепо веря в охраняющие ее силы, шагнула в реальный мир, на нее обрушился настоящий недуг.
Тяжелый случай прогрессирующего заболевания.
Кто бы мог подумать.
Оглядываясь назад, она видела, в чем причина ее капитуляции. В любых других обстоятельствах, имея дело с любым другим мужчиной, Шеннон держалась бы настороже. В случае с Фрэнсисом необходимость в мерах предосторожности отсутствовала, потому что обе стороны открыто заявили о своих намерениях и чувствах.
Она считала его надежным… Только теперь Шеннон с опозданием осознала, что именно надежность делала Фрэнсиса столь опасным. Она утратила бдительность, позволила себе довериться ему, привыкнуть к нему, а потом переступила черту и…
И вот пришло время расплачиваться.
— Шен? Ты в порядке?
Она вздрогнула и напряглась, испугавшись, что Фрэнсис прочитает ее мысли.
— Да, в полном.
Голос Шеннон прозвучал необычно; ей даже показалось, что говорит кто-то третий, незримо присутствующий в комнате, кто-то, готовый вот-вот расплакаться. Нужно было какое-то объяснение, которое не показалось бы Фрэнсису надуманным, и оно нашлось достаточно быстро.
— Немного болят плечи. Наверное, растяжение. Результат вчерашнего падения.
Он встал за ее спиной.
— Покажи где.
Шеннон покачала головой.
— Не надо. Ничего особенного.
Пальцы Фрэнсиса коснулись ее плеч у самой шеи, осторожно опустились чуть ниже.
— Здесь?
Ее будто ударило электрическим током, мышцы напряглись, сопротивляясь контакту, но она не отстранилась, а, наоборот, замерла, сопротивляясь желанию податься навстречу ему, прижаться к нему, продлить наслаждение и муку.
— Нет. Фрэнсис…
— Подожди. — Он нажал немного сильнее. — Вроде бы все нормально. Но тебе, пожалуй, лучше поехать домой и сделать прогревание.
Мне нужно не прогревание, подумала Шеннон, а настоящее тепло. Тепло твоих рук.
— Нет, не могу. У меня сегодня много дел. Да и до выходных не так уж далеко.
— Я не могу допустить, чтобы моя жена приходила на работу больной. Если ты сляжешь, мне же придется взять на себя все заботы, связанные с уходом.
— Боишься, что не справишься?
— Боюсь, что справлюсь слишком хорошо.
Шеннон повернулась, но в этот момент на столе зазвонил телефон. Фрэнсис поднял трубку.
— «Сазерленд Билдинг», Фрэнсис Берджесс. Да, конечно, я узнал вас, мисс Макговерн… Трейси.
Шеннон напрягла слух, но устыдилась своей подозрительности и отошла к окну.
— Конечно, Трейси, мы можем обсудить это в любое удобное для вас время.
— Хорошо, послезавтра в шесть, в «Саншайн Плаза».
Фрэнсис положил трубку.
— Это Трейси Макговерн из агентства «Роузбад».
— Я поняла. — Бесстрастный тон давался Шеннон с трудом. — Что ей было нужно?
— Хочет обсудить с нами кое-какие идеи…
— С нами?
Фрэнсис пожал плечами.
— Ну хорошо, со мной. Кстати, ты знаешь такой ресторан, «Саншайн Плаза»?
— Да, супермодное заведение. Тебе понравится.
— Я хочу, чтобы ты пошла со мной.
— Не думаю, что этого хочет твоя подруга. — Шеннон закусила губу. — Извини, наверное, ты снова услышал голос зеленоглазого чудовища. Бедняжка Трейси, боюсь, пробуждает во мне не самое лучшее.
И как теперь жить? — думала она, возвращаясь в кабинет. Неужели ревность станет постоянным спутником моей жизни? Дело ведь не в одной Трейси Макговерн, бесстыдно флиртующей с Фрэнсисом на глазах у всех. Ревность уколола меня, когда Клэр бросила на Фрэнсиса восхищенный взгляд и пригласила на обед. Ревность, зеленоглазое чудовище, застилала глаза кровавой пеленой и туманила разум.
И как можно было быть такой слепой и не замечать, что я хожу по краю пропасти? Как можно было не видеть, куда ведет тропинка доверия и искренности?
Теперь Шеннон знала, что странное чувство, шевельнувшееся во время чтения репортажа об их свадьбе, не было ни цинизмом, ни беспокойством. То было сожаление. Сожаление о том, что романтическая история, описанная репортером, не имела ничего общего с реальностью.
Понимала она теперь и то, почему резко отреагировала на предложение Фрэнсиса пересмотреть условия заключенного ими соглашения. Подсознательно ей хотелось другого: отказаться от самой игры и перейти к новым отношениям. Как юриста Шеннон раздражало его стремление менять установленные правила, как женщине ей было приятно ощущать свою власть над ним.
Да, теперь Шеннон могла признаться, что хочет Фрэнсиса. Но что делать, чтобы получить желаемое? Легко задавать вопросы — трудно на них отвечать.
Фрэнсис предложил перейти от брака фиктивного к браку реальному, то есть дополнить их нынешние отношения сексуальными. Еще вчера Шеннон сочла такой шаг слишком поспешным, слишком смелым и рискованным. Физическая близость всегда ассоциировалась у нее с полным доверием и огромной ответственностью. Сегодня все изменилось.
Ей было мало одного лишь секса. Ей хотелось любви. Ей хотелось распахнуть надежно запертые ворота души, встретить ревущий поток чувств, отдаться ему с тем, чтобы испытать все взлеты и падения, муки ревности и восторг слияния, тихую нежность и безумную страсть.