— Докладывайте! — бросил он нам и приготовился слушать.

Мы вкратце доложили о проделанной работе, при этом не поливали грязью комбата, который во время всего нашего доклада внимательно слушал и потел. Пот ручьями струился по его телу, форма намокала темными пятнами.

— Командование батальона присутствовало на занятиях? — спросил Гусейнов.

— Конечно! Комбат почти постоянно.

— А начальник штаба?

Модаев умоляюще смотрел на нас.

Получи, предатель!

— Нет. Всего один раз издалека понаблюдал, а потом, видимо решил, что все знает и умеет, ни к чему это все!

— Модаев! Почему не ходил?

— Они ничего нового помимо того, что я уже знаю, не преподали.

— Посмотрим. Сейчас пойдем и посмотрим выучку личного состава.

— Почему с муллой общий язык не нашли? — это уже к нам.

— Мы здесь выступаем как инструктора в обмен на свои жизни. Так?

— Так, — подтвердил Гусейнов.

— Так какого хрена нам еще веру менять? Мы что, плохо работаем? Если так, то меняйте нас, но зачем в душу-то лезть! Попытки к бегству не делаем, ни во что не влазим, жизнь никому не осложняем. А этот новоявленный замполит лезет и лезет! Мы его в дверь выгоняем, а он в окно лезет!

— Не хотите, значит, веру менять? — Гусейнов смотрел в упор не моргая.

— Не хотим.

— Понятно. Я скажу, чтобы к вам не лезли по вопросам веры. Какие есть общие замечания?

— Как вы собираетесь в бою управлять личным составом?

— Не понял?

— Радиостанций нет.

— Да, верно — это наша боль. Нигде нет связи, — он вздохнул тяжело.

— А как воевать без связи?

— Очень много наших потерь из-за отсутствия связи. Кто-то попал в засаду, не может вырваться, посылает посыльного, а тот либо погибает, или пока добежит — все уже погибли.

— Круто вы воюете! И ничего сделать нельзя?

— Должны из России привезти станции, да и с теми войсками, что здесь еще остались, мы ведем переговоры, чтобы нам продали. Но такие цены ломят! О-го-го!

Вот ты и проболтался! Значит, есть еще в Азербайджане наши войска! Есть еще! Соврал ты тогда, ваше генеральство! Соврал! Гражданин соврамши! Есть куда бежать! Есть куда отступать!

— Ладно, идем покажете, чему научили! — он пошел на выход, потом остановился, резко повернулся на каблуках и, глядя мне в глаза, сказал зло: Ну, смотри, если вы здесь дурака валяли, стрелять поверх головы не будем!

Когда выходили, нас оттолкнул мулла и шепнул на бегу:

— Молитесь своему Иисусу, посмотрим, как он вам поможет! Хе-хе!

Мы пошли позади всей свиты. Вся эта свора презрительно смотрела на нас. Наверное, уже списали со счетов! Поторопились, однако, сволота, ой поторопились. Виду мы не подавали. Но волновались. Врать не буду, волновались очень, курили непрерывно. Благо, что у свиты были хорошие сигареты, которые мы «стреляли» безбожно, опустошая все запасы. Ничего, не обеднеют.

Весь батальон уже сосредоточился в районе стрельбища. Было установлено новое мишенное поле. Начала стрелять первая рота. Упражнение было простое. Стреляли уже не поодиночке, а по десять человек. Все отстрелялись быстро и уверенно. Гусейнов поначалу сам бегал смотреть, но потом перестал. Бегали шавки из своры сопровождения.

Потом перешли к более сложным упражнениям. Такого, чтобы они попадали точно в центр самодельных мишеней, конечно, не было, но в саму мишень попадали. Гусейнову это понравилось.

Он сам взял автомат, встал спиной к мишени, по команде развернулся, сделал выстрел в мишень, установленную на расстоянии ста метров, а затем в мишень, установленную на сто пятьдесят метров. Обе мишени были поражены. После этого он загнал на выполнение данного упражнения всю свою свиту. Никто из них не смог повторить командирского достижения.

Пытались всучить автомат мулле, но тот отбрехался, что, мол, его оружие — это слово. Оставили в покое. А жаль, я бы с удовольствием посмотрел, как он обделается, фанатик хренов!

Потом пришла очередь Модаева, он пытался улизнуть с первой ротой, но не тут-то было. Его вернули и заставили стрелять. Ни фига! Не смог Сережа-Иудушка выполнить упражнение, которое выполняли его бойцы! Как в Красной армии был он чмо, так и в другой армии останется чмырем!

Потом Гусейнов посмотрел, как первая рота умеет окапываться. Для усиления эффекта, и чтобы не было скучно свите, по приказу Гусейнова его телохранители стреляли поверх голов окапывающихся бойцов и перед ними. Это они умеют, страх нагонять!

Скорость окапывания возросла до невероятной! И вся отрываемая каменистая земля не раскидывалась, как во время учебных занятий, а укладывалась впереди себя на бруствер.

Свита отчаянно веселилась, глядя на это зрелище. Вас бы, толстопузов, заставить окапываться под пулями, я посмотрел бы на ваши глаза с расширенными от ужаса зрачками!

Гусейнов был строг, он внимательно смотрел, как окапываются его люди. Когда были оборудованы окопчики, он лично взял автомат и стрелял по брустверу, прямо перед лицом у ошалевших от страха ополченцев. Ни один из проверенных брустверов пуля не пробила.

Те, кто прошел эти испытания, откапывали эти пули и вешали их себе на цепочке на шею. Старая армейская и бестолковая примета, что это, мол, та самая пуля, что была отлита для тебя.

Потом была маскировка на местности, что тоже понравилось Гусейнову. Устройство засады, отражение нападения колонны при попадании в засаду. Все это очень понравилось и самому командующему народно-освободительной армией Азербайджана и его прихлебателям. Только наш батальонный мулла-комиссар ходил мрачнее тучи.

Модаеву тоже досталось по первое число. Он ходил и косился на нас. Нечего косится! Если собираешься воевать за свою новую Родину, так научись выживать на войне!

Не было у него моего командира курсантской роты майора Земова! Это благодаря его науке мы сдали с Витьком экзамен. Как я тебя ненавидел и боялся, майор, так сейчас благодарен той науке, которую ты вбивал в нас с потом, кровью, страхом, превозмогая себя, через "не хочу" и "не могу"!

К нам подошел Гусейнов. Мы стояли и курили. Подопечные сдали экзамен. Это было видно. Гусейнов был доволен.

— Ну, спасибо! Порадовали!

— Так и нас тоже надо порадовать!

— Просите чего хотите!

— Отпусти!

— Ну, нет. Вот когда закончится эта война, вот тогда и отпущу. А сейчас вы будете с этим батальоном до конца.

— Нам что, погибать на вашей войне?

— Она теперь не только наша, но и ваша. Как научите людей, так и домой поедете. Если они все погибнут, то и вы с ними, а если придете с победой — скатертью дорога на все четыре стороны!