травинки, не ведая ни одного закона окружающего ее мира, не ведая, но подчиняясь им, существуя по ним, а следовательно, и сама она часть этого мира, часть многосложной совокупности его законов, сама один из таковых – потому и необорима в миллионах и миллиардах поколений. Ищущий же объяснений всему, желающий постичь непостижимое вырывается из жизнеустойчивой совокупности этой, из самого симбиоза живого и неживого, материального и Нематериального. И ополчается против него все живущее по законам и внутри них, стремится поглотить изгоя или выпихнуть пробравшегося внутрь. Так случается в своем мире. Сплошь и рядом случается! А в чужом? В мире, существовавшем без тебя и тебе подобных, в мире, не породившем тебя, а лишь принявшем на время, как в нем? Столь же он суров к нарушающему законы чужаку? Или он его не приемлет ни в единой ипостаси, ни в нарушении, ни в соблюдении?! Нет ответа. И не будет! Нечего даже пытаться отыскать его, ибо ни что не повторяется в точности, никогда и нигде! Что же делать? Как быть? Из трясины можно вытащить палец, руку… но если тебя засосало с головою, что делать?!

Так или примерно так думал Иван, находись в полуобморочном состоянии, то всплывая на поверхность, то проваливаясь в бездну. Мысли были несвязные, путанные, но именно они почему-то лезли в голову. И изгнать их не было сил. Иван даже не знал, сколько времени он лежит в состоянии прострации, ему казалось, что очень долго, чуть ли не всю жизнь.

Несколько раз его принимались пинать ногами под ребра. Но он не вставал, а наоборот – сразу же отключался, уплывал. Видно, на превращение в многолапового и стоглазого ушло столько сил, что ему еще нескоро придется выкарабкаться… Да и придется ли?! Откуда-то издалека доносились хрипатые голоса:

– А слизняка куда? В утилизатор?!

– Не, не надо!

– Почему?

– А потому! Не мы его сюда впихнули, не нам и выпихивать!

– Загадками говоришь.

– Дурья башка! Может, его кто на ниточке ведет, понял?! А ты дернешь – кончик-то тебя и по макушке огреет самого! А то еще чего, тут с умом надо… Пускай ползет, какое нам дело!

– Вот это точно, дела нет! А только место свое знать надо. У-у, гнида!

Ивану опять раза три кряду саданули по ребрам. Он перевернулся на бок, скрючился.

И все-таки голова постепенно прояснялась. Да и тело оживало. Но Иван не спешил – он решил, что поднимется или сделает попытку подняться лишь тогда, когда силы восстановятся полностью, ну хотя бы на две трети. Он незаметно просунул руку в пояс, нащупал шарики стимуляторов, очень осторожно и медленно, чтобы не вызвать подозрений, если за ним следят, поднес руку ко рту и проглотил сразу пять или шесть шариков. Он знал, что потом будет плохо. Но это потом. А выкарабкиваться надо было сейчас.

– А может, он не слизняк? Может, из наших? Гляди-ка, не отличишь ведь! – донеслось снова сверху.

– Был бы наш, сразу на внутреннюю связь вышел, так-то!

Иван и раньше догадывался, а теперь до него дошло окончательно – негуманоиды в основном переговариваются мысленно, телепатически, и потому он в любом обличий предстает перед ними чужаком.

– Наш или не наш, какое дело! Что ж теперь – так и позволять ему по перпендикулярным уровням шнырять? А мало ли куда его занесет?!

– Не наше дело!

– Ну и ладно!

Иван подождал, пока смолкнут удаляющиеся шаги, и повернул голову, приоткрыл один глаз – верхний. Никого рядом не было. Тогда он открыл все глаза, осмотрелся, сел. В спину будто колом ударило.

– Проклятье! – выругался он. И застонал. Лишь теперь начинали сказываться все те удары, что были нанесены ему в бесчувственном состоянии. Зеленая пелена застлала взор. Он отогнал ее усилием воли, собрался. И стало лучше – то ли стимуляторы подействовали, то ли сработали рефлекторные механизмы, заложенные в его мозг и тело еще в Школе.

Он сидел посреди самой настоящей пустыни – от горизонта до горизонта тянулась одна и та же растрескавшаяся серая земля. И не земля даже, как он убедился, проведя рукой, а ссохшаяся или обожженная глина. Трещины были глубокими и широкими, причудливо изломанными и забитыми каким-то непонятным, но явно искусственного происхождения мусором. Чего только в них не было – и разноцветные спиральки разных величин, и пластиковые черные болты с кривой нарезкой, и колечки, и штыри, и перепутанная и изломанная проволока, и вообще черти что! Но главное, нигде не было намека на что-то такое, откуда Иван с Ланой могли выйти в эту пустыню. Или его успели отволочь так далеко? Иван не знал. Он сидел и вертел головой, ничего не понимая.

Небо было зеленым и бездонным. В эту ненормально прозрачную пропасть было страшно смотреть. И Иван снова уставился в землю. Он сидел на плоской глинистой плите с причудливо изрезанными краями – плиты этой только-только хватало, чтобы вытянуться во весь рост. Иван склонился над трещиной, сунул в нее руку. Но тут же выдернул ее обратно – в пальцы словно током ударило. Он попробовал еще разок, но уже с другой стороны – шибануло сильнее. Нет, подумал он, лучше не экспериментировать!

Встал. Ноги держали. Головокружение прошло. Он подпрыгнул вверх метра на полтора – и сумел разглядеть: чуть ли не за горизонтом, в теряющейся дали какие-то смутные тонюсенькие столбики или башенки. Подпрыгнул еще раз, но разобраться так и не сумел.

Надо было идти куда-то, разыскивать русоволосую и вообще искать выход, если он только есть в этой безжизненной пустыне. Не сидеть сиднем! И Иван побрел, куда ноги понесли. Поначалу он перешагивал через трещины. Но это было утомительно, сбивало с ритма, ведь плиты были разной ширины, разных форм. И он стал прыгать с одной на другую, иногда и перемахивая через те, что поменьше. Все это напоминало какую-то глуповатую детскую игру, когда ребенок, спешащий за матерью, вдруг задается целью не наступить ни на единую трещинку в наземном покрытии, и от того поминутно сбивается, спотыкается, а то и падает. Но на Ивана напал странный азарт – он прыгал с плиты на плиту, и уже не на ходу, а на бегу; он просто несся как сумасшедший, как взбалмошный ребенок. Через каждую сотню плит он подпрыгивал вверх и глядел за горизонт, но башенки-столбики не приближались, до них было так же далеко как и в самом начале.

Он начал задыхаться. Но когтистые лапы были послушны, выносливы – Иван еще раз убедился, что негуманоиды правильно