II

«Сахарные! Домой!», – доносилось из раскрытых окон, пропаренного июльского дворика, где-то вдоль людных улиц скрещиваясь с улицей Гиляровского. Спрятавшиеся в четверку причитали «су-е-фа!». Замахиваясь друг на друга ритмичными кулачками, игнорировали просьбы усталой матери – вернуться домой к столу с домашним супом.

В полумраке прогретой квартиры торжествовал уютный бардак. Шуга проспал больше суток, едва очнувшись от длительного сна, решил, что, очевидно, пережил синдром параллели. Ибо услышал он нечто подобное и в своих открытых настежь окнах, отчего проснулся, не сомневаясь, понимая, что его ухо убедительно срослось с влажной подушкой. Выйдя в кухню, разрезал трехдневный шашлык зрачком конформиста и с отвращением, отвернувшись, отметил засуху бытия. Петр густо бранился за грязь, взрывая последние лампочки почти мрачного коридора. В квартиру влетела пятая муха, возжелав слегка поиграть, запрыгивала на лежащие сухари, а вместе с тем в душной ванной кончилась паста, а чуть ближе светлые джинсы задохнулись в барабане стиральной машины. Жаркое, беспощадное лето одаривало своей испариной.

Усевшись за монитор, Шуга заиграется с командой «вырезать-вставить». Подумав над бессвязностью сна, скопирует три нелепых слова, а далее зависнет на час, утомившись от своего скорбного бесплодия, и на его горящем мониторе запрыгает девушка нового времени. Позже нервозность телефонного звонка перевернет происходящее. Сахарный отыщет телефонную трубку под кипой ненужных ему бумаг, переворачивая все на свои места – в мусор.

– Да. Я слушаю… Говорите же.

– Шуга или Сахарный человек? – прогремел хрипловатый голос.

– Кто это? – не отрываясь, Шуга рылся в бумагах, успевая справляться со своей бразильской сигарой.

– Как ты сделал это? – лукавил звонивший.

– Что сделал? Ах, да! Вам, наверное, Дору? Признаться, Дора уже давно здесь не живет, она, знаете ли, покоряет Корниш-де-Бретон, но у меня имеются контакты ее московского фэн-клуба, Дора оставила их специально для вас. Вам уместно записать?

– У меня нет рук.

– А впрочем, они вам и не нужны, я думаю, память вас не подведет. Петровка 38, телефон 02 для всех прозванивающих жуликов. – Дав контакты наиважнейшего отделения по городу Москве, Шуга выключил трубку и, бросив ее в неопределенное место, задался философским действием – поиском маленького серого листочка, напоминающего промокашку.

– Резкий Сахарный человек, выдержал нужную мне паузу… – прошептал неизвестный, найдя Шугу посредством другого телефонного номера.

– Это розыгрыш?

– Нет, это суровая русская действительность – терпение и вода сулят долголетие… Итак, как же ты это сделал? – настоятельно подводил хриплый голос к возможности разоблачения.

– Что сделал? Я не понимаю вас.

– Ты не помнишь меня? Это же я! Сахарный поменял замки. Куда ты спрятал его? Я знал, что ты не стерпишь, и однажды расправишься с ключевым пространством, – голос смеялся, играя со слухом Сахарного, аккуратно затрагивая каждый первый слог произносимого слова.

Шуга остановился посреди жаркой комнаты, вновь потирая лоб, нервничал, воистину не понимая происходящего. В его раскрытое окно неожиданно влетел сизый голубь. В шуме дневного бульвара птица бурчала, шагая по раскаленному подоконнику.

– Подозреваю, что вы один из тех, кто не заслуживает моего особенного доверия. Испытывая выносливость вещей, просите признать вас смелым. Я не понимаю, о чем вы хотите мне сказать, но если у вас имеются доказательства против меня, то, пожалуй, вам стоит использовать их в самую ближайшую страстную пятницу, либо дерзнуть и, наконец, провести день поминовения в веселье.

– Если бы я не знал тебя, Шуга, я бы тебе поверил. И ты, конечно же, знаешь, что никаких доказательств у меня нет. Однако чую, что хочешь вспомнить имя моё, что ж, придется нам для этого встретиться.

– Видно, придется, но не сегодня, извините, укротил свое любопытство еще много лет тому назад.

– Достойная сила воли. Настоятельно рекомендую явиться завтра в семь утра на середину Гоголевского бульвара, дабы поупражнять свою дальновидность, и ты узнаешь меня, почувствовав гармонию и беззаботность.

– А не обознаетесь ли вы средь хаоса происходящего? – Шуге вспомнился сценарий Педанта, и он впал в переживание увиденной им когда-то сцены.

– Я уже давно ведаю тобой и более докучать не стану. Оценишь мой песочный костюм издалека.

Линия прервалась, и человек в летней майке отложил умирать сигару, вспомнив о зимнем депрессивном чувстве. «Не боитесь давать советы? Слишком много ответственности, не так ли? Это был кто-то из известных мне… Да кто-то сказал мне эти слова еще в феврале. Дальше были десятки встреч, много работы, и я потерял связь с Креветкой. Где мой черный чемодан?». В его голове метались заголовки, он спрятался в кухне, не удивляясь сказанному про него.

Вначале так владелец одной крупной компании убеждал робота продемонстрировать свои способности, затем нарисовался проект нового кодекса, и еще проблема номерной емкости, очень жаль, что кончились номера. Провал бананового рекорда, прибыль падает. Иски? Больше лицензий, мадридские террористы, еще? Нет конвертируемых облигаций – это важно. Чьи-то хитрости… Экспорт нефти дорожает не сильно, также скупают активы. Чьи-то хитрости… Рисовый вал, дешевые деньги кончились. В Ираке падает безработица и растут цены на жилье. Иски? Перевод земель из одной категории в другую, хорошие республиканцы, прагматичные демократы. Прокуратура обвиняет в организации убийств. Не вера банкирам. Кто? Чьи-то хитрости… Смелость. Выбор Сахалина. Манеж не обойдется без парковки. Половина акций фондовой биржи ежегодно будет менять владельцев. Иски? Арестовано все. Почет мультимиллионеров… Чьи-то хитрости… Кто больше? Майские праздники. Еще в апреле борьба за табачные акцизы. Банковский кризис. Кино? Не блокбастер ли? Сахар временно стал прибыльным. Июль… Почти август. Сахар прибыльный? В голове застыл Мулен де ла Галетт. Ох, эти танцы Матисса! Упорхнувший голубь забил на голубку, он вскрыл рыбные консервы, присев тихо на подоконник, дабы разглядеть чужие ноги. «Я всех вас знаю, всем вам два на два». Шуга бегло спохватился, уйдя от раздумий, едва услышав позывной дверного звонка, пробежал вдоль прихожей и мрачно застыл, узрев в прослойке глазка овальную сетчатую шляпу. «Шуга, это же я! Вы что, меня не узнаете?», – в самый глазок прокричал незваный гость, отчего Шуга узрел внутренний цвет его горла. «Стареющая проститутка?», – вырезал условно, засмотревшись на обличие Бороды, чавкая содержимым консервной банки, он мягко открыл дверь, впустив незваного гостя.

– Я вас не приглашал, – и здесь Шуга жестко упрекнул, пользуясь наигранным взглядом хама.

– Я к вам за делом! Не судите строго, важнейший! Меня тревожат преступные сомнения… Не угостите ли чаем? – с усердием начал Борода, обертывая слова в крайне любезную интонацию, вслед пристраивая свой бежевый саквояж.

– Господи, ну из какой же это пьесы? «Ревизор», что ли? Я тебя сейчас угощу. Ты зачем ко мне пришел? По плану я не должен быть в Москве, а ты притащился! Ты – очкастое, черное паломничество! – погружаясь в театральное настроение, Шуга грубо отчитал незваного гостя.