– Ты – кто? – придвинулся он вплотную к парням, спрашивая лидера парочки.

– Как «кто»? – не понял тот вопроса, невольно таращась на синие рисунки на теле положенца.

– Спрашиваю, кто ты по жизни? Пацан?

– Чего он, Пика? – встрял в разговор второй, на которого Рублев преднамеренно не обращал совершенно никакого внимания.

– Подожди, – осадил вновь более сообразительный парень приятеля.

От сидевших приятелей он слышал, что драку в камере затевать можно только в крайнем случае. Так, если что, по-тихому надавать по ушам. А с подошедшим такое вряд ли получится. Бугай здоровый, взглядом буравит насквозь, аж в стенку вжаться хочется. Пика уже пожалел, что зацепил старого. Но отступать, да еще перед товарищем, ему не хотелось.

– А тебе что за дело? – с вызовом спросил он Крытого. – Я разговаривал с другим человеком.

– А ты спросил человека, хочет ли он с тобой разговаривать?

Парень замешкался, поскольку ответить ему было нечего.

– Питерские вы?

– С Петроградки, – не без гордости отозвался Пика.

– Под Петькой Битюком ходите?

– Кому Битюк, а кому Петр Васильевич, – вновь встрял второй, отличавшийся большим тугодумством да и более задиристым нравом.

– Это для вас он – Петр Васильевич, – усмехнулся Рублев, – а для меня он всегда Петькой Битюком будет. Вашего пахана я еще с Княж-Погоста знаю. Я полсрока отмотал, когда он к нам в хату зашел.

– Ну и что? Ты сидел, я – нет, – вновь с вызовом заметил лидер парочки, – какая разница?

– Правильно, – согласился с ним Крытый, – в этом – никакой. Только вести себя по-людски нужно. Ты с чего это указывать начал человеку, где спать ему и где – нет? Ты сам себя смотрящим в камере поставил? Думаешь, сила на твоей стороне? А вот и не угадал! Сейчас в камере четыре человека – ты быкуешь. А если завтра двадцать будет? А если тебя самого со шконки гнать начнут, что тогда, а?

Парень растерялся, не зная, что ответить на все эти вопросы.

На воле, всегда уверенный в своей силе и рассчитывая на поддержку товарищей при любом раскладе, он просто представить не мог, что могут наехать и на него.

Тут же кроме тупого Свирюка с ним никого не было. Здоров приятель, но с мозгами – просто беда. Действительно, что будет, если камеру битком набьют? Этот урка, чувствуется, авторитетный мужик. Покруче Битюка выходит! Не надо бы с ним в контру идти.

Примерно такие мысли крутились в голове у парня, и он волей-неволей вынужден был идти на попятную.

– Да не хотели мы его обидеть, – мотнул Пика в сторону седоголового сокамерника, с интересом наблюдавшего за происходящим. Когда к нему было двинул Свирюк, он тоже встал со своей шконки и так и остался стоять у края. – Просто я хотел, чтобы товарищ со мной рядом лежал.

– Просто только кошки родятся, а у людей просто ничего не бывает, – отрезал Григорий. – Ты человека зазря обидел…

В общем, через некоторое время Пика, морально сломленный, извинился перед стариком и в знак признания собственной неправоты пообещал отдать блок сигарет с передачи. Его товарищ был устроен на верхний ярус. Вдобавок обоим пришлось выслушать от деда краткий курс правил камерного поведения и согласиться, что впредь они так и будут себя вести.

– Спасибо, браток, – потихоньку поблагодарил старик после Григория, – туго бы мне одному пришлось. Я уж лезвие меж пальцев зажал…

– Напрасно, – усмехнулся Крытый. – Смысла нет за этих ишаков лишние годки накручивать. Да и парни не виноваты. Петькина в них наука, – вспомнил напоследок недобрым словом Битюка Крытый и направился к двери звать вертухая.

– Эй, начальник, там что, про меня забыли?

– Когда нужно будет – вызовут!..

* * *

Вызвали Григория на допрос только в обед. Следователь мямлил, тянул резину. Клеили ему самую откровенную липу, о чем он прямо и сказал капитану Данилову. Но, похоже, тот знал об этом не хуже Рублева.

Данилов вел это дело всего два дня, а надоело оно ему, будто всю жизнь им занимался. Капитан работал в органах восьмой год. Сначала он очень удивился, что полкан такое внимание уделил рядовому ограблению. Да и пострадал потерпевший, по нынешним меркам, не очень. Сотрясение мозга, сломанное ребро, пара фингалов – сейчас этим не удивишь. И взяли ерунду: часы, портмоне, сотовый телефон.

Явно наркоман или отмороженный работал. Пьяный терпила запомнил только, что высокий и здоровый. Кто же скажет, что отметелил его маленький и худой?

Короче, рядовое дело, из числа нераскрываемых. Да и некогда особо капитану с ним возиться было, у него в производстве два нераскрытых убийства. Но полковник приказал – куда денешься? Сначала Данилов подумал, что потерпевший – родственник или хороший знакомый полкану, затем, конечно, понял, что Мещеркину наплевать на терпилу – ему веселогорского смотрящего нужно зачем-то пару дней в камере помариновать. Да и странный обыск подтвердил это. Что-то, видно, с теми деньгами связано, что в квартире у Рублева нашли. Полкан чуть не до потолка подпрыгнул, когда «дипломат» с антресолей сняли. Будто заранее знал, что он там! Ну да это их дела.

Поэтому и бубнил он Крытому про разительное внешнее сходство с нападавшим. Впрочем, особо Данилов не утруждался. Обещав Крытому, что опознание проведет как можно скорее, Данилов вызвал конвоира.

День выдался спокойный. Солнце, правда, то и дело закрывали спокойно плывущие облака, но дождя они не предвещали.

Проснулась Катя, несмотря на то что заснула поздно, чуть свет. Вышла в комнату. Антон, сладко потягиваясь, открыл глаза, еще раз извинился за ночное происшествие. Он поцеловал девушку в щеку, и мир между ними был полностью восстановлен.

После завтрака Антон Игоревич принялся расспрашивать Катюшу о ее планах. Понятное дело, что в первую очередь молодая особа решила вернуться в Питер и еще раз попытаться разузнать о родственнике. Что ей придется делать дальше, Катерина пока не знала.

Антон дал ей денег, поскольку попасть в свою квартиру девушка не могла. Катерина обещала клятвенно вернуть долг при первой возможности, на что красавчик беспечно махнул рукой. Эта сумма была для него сущим пустяком.

В Питер они приехали на такси, вызванном Антоном по телефону.

– Постарайся побольше узнать, – посоветовал кавалер Кате при прощание. – Может, записку передать получится.

Сам же он пообещал сделать что сможет, но в отделение с Катериной не поехал, сославшись на срочные дела.

* * *

От вчерашнего дождя почти не осталось следов. Легкий ветерок высушил асфальт. Только выбоины и трещины темнели влагой.

Катерина в своем концертном платье чувствовала себя по-дурацки. Да еще в туфлях на шпильках было совсем неудобно ходить по городу.