испортились. Но тот просто переживает за сестру, поверив в общедоступную версию. Как видишь, куда логичнее Волозару было бы мстить не бывшему другу, а Тимирше.

— Откуда тебе это известно? — спросила мама.

— Я — Владыка, — просто ответил он, переиначив фразу, которая уже набила мне оскомину. — К тому же, это я расторгал помолвку по просьбе Волозара и подписал приказ о зачислении его в мою гвардию, где он проявил себя весьма достойно, — уже куда конкретнее пояснил он.

— Это… — запнулась я, даже не зная, что именно хуже: что Володьке разбили сердце, или изначальная версия, в которой тот до сих пор страдает от любви и невозможности жениться на любимой. — Это ужасно, — решила я, что и тот, и другой вариант по своему до невозможности печальны, и попыталась отстраниться от этой мысли: — Но это не говорит ни о какой ревности.

— Это как посмотреть, — с загадочным видом усмехнулся Нималлар. — После вашей встречи на мостовой, Тимарал просил у меня разрешения попытаться поухаживать за тобой. Каюсь, я не препятствовал, — развел он руками на наш с мамой возмущенный взгляд. — Не видел ничего страшного в том, что достойный аристократ проявит интерес к моей дочери, — польстил он, то ли мне, то ли себе, то ли Тиму. — Поэтому он и напросился сегодня на этот обед, чтобы познакомиться с тобой ближе и попытаться очаровать.

— Глупость какая! — с истеричными нотками едва не засмеялась я в голос. — Было неразумно думать, что меня сможет очаровать этот…

— Да, вел он себя сегодня весьма странно, — подтвердила мама. — Я не то, чтобы хорошо знакома с этой семьей, но Тимарала впервые видела за подобными выходками. Он тоже казался мне вполне приличным молодым демоном.

— Как дикарь он себя вел! Словно в хлеву рос! Да у нас Велес более воспитанный, и вел бы себя за столом приличнее, а он — Зверь магический и у него даже рук нету! — сварливо поддакнула я. — А еще этот ваш аристократ — ханжа. То, как он кичился своим богатством — было омерзительно! — пожаловалась я. — Кто в здравом уме сказал ему, что такое поведение способно хоть кого-то очаровать? Тем более лесную ведунью, которая привыкла жить по-простому?

— Думаю, этот вопрос стоит задать Волозару, — перебил меня Владыка. — Напросившись на этот обед, Тимарал, который на самом деле, очаровательный малый, что Мила может подтвердить, попросил у меня совета, как ухаживать за тобой. Так как нам с тобой не удалось познакомиться поближе, я посоветовал ему обратиться к тому, кто провел с тобой несколько недель. И он пришел к Волозару. После разговора с ним, Тим и стал вести себя так… не типично.

— Действительно похоже на ревность, — отметила мама, поразмышляв недолго.

— Бред какой-то, — жалобно всхлипнула я и вздрогнула, когда Владыка подошел ближе и осторожно, даже с опаской коснулся моего плеча.

— Позволишь поговорить с тобой наедине? — обратился он ко мне с просьбой. Первой мыслью было отстраниться, но, увидев в его глазах мелькнувшую печаль, застыдилась и сама взяла демона под локоть. Поймав мамин одобрительный взгляд, набралась решимости, улыбнулась Владыке и позволила увести себя дальше по коридору. — Мне жаль.

— О чем вы? — теряясь в догадках, задалась я вопросом, перебирая в уме все мои возможные косяки.

— О том, что ты до сих пор обращаешься ко мне на «вы», — посмотрел он на меня осторожно. Я отвела взгляд и быстро пробормотала:

— Никто не должен знать, что я — ваша дочь. Мне сказали о возможных сложностях с советом. Я не хочу доставлять проблем.

— В этих стенах все знают, кто ты для меня, — отметил он, что я комментировать не стала.

Что я могла сказать? Что до сих пор не могу примириться с мыслью, что у меня не просто появился отец, но и то, что он — демон? Да и ладно бы демон — Владыка! Больше похоже на глупую шутку, чем на реальность. То, что я оказалась-таки во Мраке, куда проще принять, чем то, кем является мой отец. И как мне с ним общаться? «Батюшка Маля»? Это даже не смешно!

— Я понимаю и не осуждаю, — вновь подал он голос. — Просто хочу, чтобы ты знала: мне жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах.

— Насколько мне известно, вы в этом не виноваты, — хмыкнула я, а затем с горечью поджала губы.

— Не нужно, — покачал он головой, неторопливо ведя меня длинными коридорами. — Не вини Людмилу. Она всегда хотела для тебя только добра.

— Вы защищаете ее? После того, как она скрывала нас друг от друга? — растерянно моргнула я, потому что внутренне не верила, что опасный и могущественный Владыка мог простить сокрытие своего ребенка даже любимой, и постоянно искала скрытый подвох в его доброжелательности.

— Я всегда защищаю тех, кто мне дорог, — улыбнулся он. — Людмила для меня — дороже жизни. Так уж вышло, что тебе в отцы достался однолюб. Мне было сложно смириться с тем, что она скрыла тебя от меня. Но я понял, что она делала это исключительно из добрых побуждений. Она надеялась защитить тебя и подарить жизнь, которую сама никогда не имела. Я уважаю ее выбор. Не одобряю, но уважаю. Этот выбор делает ее той, кого я когда-то полюбил раз и навсегда.

На это я долго собиралась с ответом, но так и не нашлась. Я любила маму, и радость от встречи с ней, живой и здоровой пересилила обиду, которая, увы, не исчезла окончательно. Она скреблась изнутри, мешая просто смириться и плыть по течению, как привыкла делать. Приготовиться к зиме, и летняя засуха, грозившая неурожаем — вот, что было моей основной проблемой последние годы. Теперь же от моих решений зависит смогу ли я вернуть себе эту пусть и сложную, но привычную и понятную жизнь.

— Недели не прошло, как моя привычная жизнь второй раз перевернулась с ног на голову. Я узнала, что мне врали. Все и обо всем. Теперь я просто не знаю, во что верить и кому доверять.

— Доверяй тем, кого любишь.

— Они тоже могут врать, — заметила я тоскливо, поджав губы, и ощутила как на мои пальцы, лежащие на локте мужчины, сверху легла вторая ладонь Владыки, которая сжала в знак поддержки.

Вероятно, для моего восприятия он старался принимать человеческое обличье рядом с мамой и мной. Вот и сейчас со мной шел высокий, худощавый и величавый мужчина с длинными волосами стального цвета, а на голове его, вместо выдающихся рогов, которые больше походили на корону, красовался золотой обруч. Вот только я чувствовала подвох. Да,