Последовало молчание. Должно быть, девочки решили, что дальнейшее обсуждение ни к чему хорошему не приведет, потому дружно повернулись к тарелкам.

– Что мы изучаем сегодня днем? – осведомился Дэниел.

– Днем? – эхом откликнулась мисс Уинтер. – Я ожидаю, что все будут готовы к половине десятого.

– Тогда утром, – поправился укрощенный Дэниел.

– Сначала география… нет, не остров Мэн, – громко объявила она, когда три головы рассерженно повернулись в ее сторону. – Потом арифметика, и наконец, мы сосредоточимся на литературе!

– Мой любимый предмет! – обрадовалась Харриет, садясь рядом с Френсис.

– Знаю, – кивнула мисс Уинтер с благодушной улыбкой. – Поэтому прибережем его напоследок. Это единственный способ удержать ваше внимание на целый день.

Харриет глуповато улыбнулась и тут же просияла:

– Может, почитаем одну из моих работ?

– Вы знаете, что мы изучаем исторические хроники Шекспира, – ответила мисс Уинтер извиняющимся тоном. – И…

Она вдруг осеклась.

– И что? – нетерпеливо спросила Френсис.

Мисс Уинтер оглядела Харриет. Потом – Дэниела. И когда он уже начал чувствовать себя агнцем перед закланием, снова повернулась к Харриет:

– Вы привезли с собой свои пьесы?

– Конечно. Я никуда не езжу без них.

– Никогда не знаешь, в какую минуту возникнет возможность поставить пьесу на сцене? – съязвила Элизабет.

– Именно, – спокойно ответила Харриет, игнорируя издевку или (Дэниел посчитал, что это более вероятно) просто не заметив ее. – Но больше всего я боюсь пожара.

Дэниел знал, что не стоит спрашивать. Но не смог сдержаться.

– Пожара?

– В доме, – подтвердила она. – Что, если Плейнсуорт-Хаус сгорит дотла, пока мы здесь, в Беркшире? Весь труд моей жизни погибнет!

Элизабет презрительно фыркнула:

– Если Плейнсуорт-Хаус сгорит дотла, уверяю, у нас будут куда большие проблемы, чем потеря твоей писанины.

– Сама я боюсь града, – призналась Френсис. – И саранчи.

– Вы когда-нибудь читали хотя бы одну пьесу своей кузины? – спросила мисс Уинтер с невинным видом.

Дэниел покачал головой.

– Они весьма напоминают эту беседу, – пояснила она, и пока он осознавал это, повернулась к подопечным и объявила: – Хорошие новости! Сегодня вместо «Юлия Цезаря» мы будем изучать одну из пьес Харриет.

– Изучать? – переспросила Элизабет с ужасом.

– Читать по ролям, – поправилась мисс Уинтер. – Харриет, можете выбрать, какую пьесу вы хотите читать.

– О боже, это будет трудно.

Харриет отложила вилку и прижала руку к сердцу, растопырив пальцы, как у кривоватой морской звезды.

– Только не ту, что с лягушкой! – яростно выпалила Френсис. – Потому что именно мне придется быть лягушкой.

– Из вас получится очень хорошая лягушка, – заверила мисс Уинтер.

Дэниел молчал, с интересом наблюдая за разговором, хотя его одолевало дурное предчувствие.

– Тем не менее, – шмыгнула носом Френсис.

– Не беспокойся, Френсис, – утешила Харриет, погладив ее по руке. – Мы не станем читать «Лягушачье болото». Я написала ее сто лет назад. Моя последняя работа куда тоньше.

– Насколько вы продвинулись с историей о Генрихе VIII? – спросила мисс Уинтер.

– Достаточно, чтобы отрубить вашу голову, – пробормотал Дэниел. – Она хотела, чтобы вы сыграли роль Анны Болейн, не так ли?

– Пьеса еще не готова, – покачала головой Харриет. – Нужно переделать первый акт.

– Я говорила, что нужно вставить единорога, – сообщила Френсис.

Дэниел, не сводя глаз с девушек, наклонился к мисс Уинтер:

– И мне придется быть единорогом?

– Если повезет.

Он повернул к ней голову:

– Что это озна…

– Харриет, – позвала она. – Нам действительно нужно выбрать пьесу.

– Прекрасно, – ответила Харриет, неестественно выпрямившись на стуле. – Думаю, нам нужно читать…

– «Странная печальная трагедия лорда Финстеда»?

Реакцию Дэниела лучше всего описать двумя словами: «о» и «нет».

– Но конец вселяет надежду, – поспешила успокоить его Харриет.

Выражение его лица, колебавшееся где-то между «ошеломленным» и «возмущенным», приобрело и третье значение: «сомневающееся».

– В этом названии есть слово «трагедия»!

Харриет нахмурилась:

– Наверное, мне придется его изменить.

– Не думаю, что «Странная печальная комедия» будет звучать лучше, – заметила Френсис.

– Нет-нет…

Харриет задумалась:

– Мне придется полностью его переработать.

– Но «Финстед», – упорствовал Дэниел. – В самом деле?

Харриет подняла на него глаза:

– По-твоему, это звучит слишком сомнительно?

Очевидно, мисс Уинтер не могла больше сдерживаться, потому что изо рта вырвался фонтан яиц и бекона.

Она громко охнула, и, действительно, было трудно не сочувствовать ее затруднительному положению.

– Прошу прощения, это было грубо, но…

Должно быть, она хотела сказать что-то еще, но смех снова завладел ею, отсекая всю членораздельную речь.

– Хорошо, что ты надела желтое, – обратилась Элизабет к Френсис.

Та осмотрела лиф платья, пожала плечами и осторожно обмахнула себя салфеткой.

– Правда, плохо, что на ткани нет красных цветов, – добавила Элизабет. – Бекон, знаешь ли…

Она повернулась к Дэниелу, словно ожидая какого-либо рода подтверждения, но он не желал участвовать в беседе, включающей частично переваренный летающий бекон, поэтому повернулся к мисс Уинтер и попросил:

– Помогите мне. Пожалуйста.

Она ответила смущенным (но не таким смущенным, как следовало бы) кивком и обратилась к Харриет:

– Думаю, лорд Уинстед имел в виду рифмующиеся фамилии.

Харриет недоуменно открыла рот:

– Но в названии ничего не рифмуется!

– О, ради бога! – взорвалась Элизабет. – Финстед! Уинстед!

Харриет ахнула так громко, что, казалось, вдохнула весь воздух в комнате.

– Но я не заметила!

– Очевидно, – протянула сестра.

– Должно быть, я думала о тебе, когда писала пьесу, – сообщила Харриет Дэниелу. Судя по выражению ее лица, ему следовало чувствовать себя польщенным, так что он попытался улыбнуться.