– Вы постоянно вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются, – говорит царица, сверля Екатерину испепеляющим взглядом. – Во времена императрицы Анны я никогда не решилась бы на такое. Как вы смели, например, писать приказания маршалу Апраксину?

Екатерина резко возражает:

– Я? Мне и в голову такое не приходило.

– Как вы смеете отрицать? Вон в тазу ваши письма!

Она показывает бумаги, лежащие в золотом тазике, и добавляет:

– Вам было запрещено писать.

– Я действительно нарушила запрет и прошу у вас прощения, – отвечает не смущаясь Екатерина. – Но раз мои письма здесь, эти три письма могут доказать Вашему величеству, что я никогда не писала приказаний ему (Апраксину); в одном я сообщала, что говорят о его поведении… А два других письма – это поздравление с рождением его сына и новогодние пожелания.

– Бестужев говорит, что было много других.

Екатерина выдерживает взгляд императрицы и спокойно отвечает:

– Если Бестужев говорит так, он лжет.

– Ну что ж! – кричит Елизавета. – Раз он лжет о вас, я прикажу пытать его!

Екатерина не дрогнула. Такая грубая угроза могла вызвать только улыбку. Теперь она уверена, что против нее нет доказательств, одни глупости. Выпустив из себя гнев, императрица постепенно успокаивается. Этим моментом пользуется великий князь, осыпав свою супругу неуклюжими проклятиями. Догадываясь, что она вот-вот выиграет схватку, он хочет вернуть удачу. «Было ясно как день, – напишет Екатерина, – что он хотел отделаться от меня, чтобы заменить меня, если удастся, очередной любовницей». Оглушенная криками племянника, императрица не скрывает своей усталости. В этом семейном споре, когда муж размахивает руками и вопит, а жена молчит, сохраняя достоинство, она явно на стороне жены. Она подходит к Екатерине и, многозначительно взглянув на племянника, тихо говорит:

– Я многое могла бы сказать вам, но не хочу подливать масла в огонь, вы и так в ссоре!

Это свидетельство доверия после трудного боя внушает Екатерине чувство победы. «Я вся размягчилась…» – пишет она. И шепчет на ухо императрице:

– Я тоже не могу говорить, хотя очень хотела бы открыть вам сердце и душу.

И вновь глаза императрицы увлажнились. Чтобы скрыть волнение, она вместе с Александром Шуваловым провожает до двери Екатерину и великого князя. Время – три часа утра. Измученная, но радостная Екатерина велит горничным раздеть ее, но в дверь стучит Александр Шувалов. Он пришел по поручению императрицы передать великой княгине «ее поздравления», просьбу не огорчаться и обещание иметь еще одну беседу с ней без свидетелей. В эту ночь Екатерина засыпает как в раю. Утром ей передают слова, сказанные Ее величеством одному из придворных: «Она (великая княгиня) любит правду и справедливость; это очень умная женщина, а мой племянник – скотина».[49]

Хоть ей и лестны эти слова, Екатерина ждет по-прежнему «еще одну беседу», как обещала Елизавета. Императрица ленива и непостоянна, может быть, она уже передумала? Во всяком случае, Петр по-прежнему ведет себя нагло, а Воронцова так уверена, что он женится на ней, что принимает людей в великокняжеских покоях, как если бы она была его законной супругой. Опасаясь, что со временем ее победа в ночной баталии потеряет свое значение, Екатерина вновь заговаривает об отъезде. И на этот раз ее уловка удается. Один из ее злейших врагов и союзник великого князя, вице-канцлер граф Михаил Воронцов, умоляет ее со слезами на глазах и громко всхлипывая (у него «больной зоб») отказаться от плана, который так огорчает императрицу! Но она не отступает. Говорит, что детей от нее скрывают. Повторяет, что делается все, чтобы она не хотела здесь оставаться. Через несколько дней ей докладывают, что ей разрешено в тот же день, в три часа пополудни, повидать сына и дочь, а после этого ее примет Ее величество.

Она приходит точно в назначенное время и видит двух совершенно чужих ей детей, недоуменно глядящих на нее: Павлу пять лет, Анне – всего несколько месяцев. Екатерина играет с ними в окружении гувернанток и кормилиц, с неодобрением наблюдающих эту сцену. Она действительно не так уж и взволнованна. Она родила этих двух детей для кого-то другого. А сейчас мирится с чувством абстрактного материнства и больше думает о предстоящей встрече с императрицей, чем о славных мордашках играющих с ней детишек. Ей почти что не терпится покинуть их и встретить ту, от кого зависит ее судьба. Наконец Александр Шувалов объявляет, что императрица ждет ее. Екатерина быстро входит. Дверь открывается и закрывается за нею. Они одни. В зале никаких ширм, где мог бы скрываться свидетель. Сразу царица ставит условие: «Требую, чтобы вы честно отвечали на все мои вопросы, о чем бы я ни спросила». Екатерина клянется «открыть ей душу без каких-либо оговорок». Вновь речь идет об Апраксине, об измене Бестужева, о дурном поведении великого князя… По-видимому, хотя Екатерина об этом умолчала в своих «Мемуарах», царица хочет побольше узнать о любовной связи племянницы с Сергеем Салтыковым и Станиславом Понятовским, об охлаждении ее отношений с Петром, о подлинном происхождении Павла и Анны.[50]

Как бы там ни было, после этого объяснения за закрытыми дверями между двумя женщинами устанавливается некий «модус вивенди». Почетный и теплый мир заключен путем уступок, отречения и слежки. Екатерина вновь появляется при дворе и больше не говорит об отъезде из России. «Императрица очень хорошо приняла ее и оказала больше почета, чем обычно», – пишет маркиз де Л'Oпиталь. Екатерина получила разрешение видеть своих детей один раз в неделю, и этого она даже не ожидала. Они живут и воспитываются в Петергофе, а она живет во дворце в Ораниенбауме, в двадцати верстах от детей. Политические волнения больше ее не интересуют. К тому же дело Бестужева спущено на тормозах. Смертный приговор против канцлера-изменника отменен. Его просто сослали в родовое имение. Подобная же участь постигла и его «сообщников»: Бернарди, Елагина и Ададурова. И наконец, Станислав Понятовский выслан из России. Екатерина встретила этот удар с горестным спокойствием. Она уже так давно была к этому готова! Но в апреле 1759 года, через несколько недель после отъезда ее любовника, умерла дочь, рожденная от него, маленькая принцесса Анна. И от этой внезапной утраты потоки слез прорвали плотину. Хорошо еще, что малышка умирала вдали от нее! А то ее бы и обвинили в том, что не сумела сберечь! А через месяц в Париже умрет ее мать. Французы тут же опечатали ее переписку. Екатерина опасается, как бы некоторые из писем, отправленных ею Иоганне, не попали бы в Россию, в руки к царице. Но герцог Шуазёль отлично сделал все, что нужно. Компрометирующие документы сожжены. Мебель попала в руки кредиторов «графини Ольденбургской», и они грозятся продать ее с молотка. Нехотя императрица соглашается заплатить кредиторам несколько сотен тысяч франков, чтобы замять скандал. Екатерина вздыхает с облегчением, но испытывает огромную пустоту вокруг. Даже в политическом плане она изолирована. Пока Бестужев руководил делами в империи, она знала, что он поддержит ее до конца. Теперь же, когда он потерпел поражение, она может рассчитывать только на себя в ежедневной борьбе за престол. Это ее не страшит. Главный ее козырь, как она считает, – непопулярность великого князя. Чем больше он будет удивлять двор своими фантазиями, тем больше у нее шансов взять верх над ним. С императрицей все ясно. Она умрет. Престолонаследие фактически открыто. Екатерине тридцать лет. У нее волчий аппетит на власть и на любовь. Порой ей кажется, что жизнь ее только начинается.