Смотрю Мэтью в глаза и боюсь пошевелиться. Майкл вернулся.

– Кажется, Босс приехал, – говорит Мэтью.

– Видимо, – отвечаю я.

Мой тренер приподнимает брови вверх и говорит:

– Нам бы встать.

– Ах, да.

Поднимаюсь на ноги и подаю Мэтью руку, он изгибает бровь дугой и говорит:

– Это даже немного оскорбительно.

Мэтью быстро выходит из ангара, а я до сих пор не обернулась. Стою и дрожу, как последняя трусиха. Я слышу шаги Майкла. Он молча уходит в свой дом. Протяжно выдыхаю и быстро иду прочь из ангара. Останавливаюсь. Я же не настолько труслива? Нужно разобраться раз и навсегда. И точка. Я же изведу себя так. Поворачиваюсь к двери дома Майкла и уверенным шагом иду туда. Открываю дверь, вхожу и слишком громко закрываю её.

– Майкл, я должна извиниться… – слова повисают в воздухе, потому что Майкл лежит на спине на кровати и смотрит в потолок. Он весь в крови. С головы до ног, и кровь эта отчасти его. Рукава разодраны, на лбу глубокий порез. – О, Боже! Что с тобой?

Он не отвечает.

– Майкл?

– Джил, уходи.

Я начинаю злиться. Каждый раз! Каждый проклятый раз он просит меня уйти!

– Да хватит уже меня прогонять! Я хочу попросить прощения и помочь.

Он молча встаёт и уходит в душ, громко хлопнув дверью. Подхожу к кровати и скидываю грязное покрывало на пол. Шарюсь в тумбочке и достаю что-то напоминающее аптечку. Открываю её и проверяю содержимое. Достаю антисептик, марлю и бинты. Вода стихает, и Майкл выходит буквально через минуту. Он только лишь в полотенце.

Вау! Я бы, конечно, попялилась на его рельефное тело, но на нём практически нет живого места.

– Я же попросил.

– А я не послушала. Садись.

– Мне это не нужно. Пули достали ещё в поле, а остальное затянется за пару дней.

– Садись.

Он всё же садится, но, думаю, только оттого, что у него нет сил даже стоять. Мочу марлю антисептиком и прислоняю ткань к ране на лбу:

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Люди Креста окружили Хелл. Пришлось немного расчистить дороги. Не будем об этом.

– Хорошо.

Снова мочу антисептиком ткань и прикладываю к самой большой ране на груди. Майкл даже не морщится, я чувствую, что он смотрит на меня, прожигает своими янтарными глазами. И я решаюсь. Скажу, как есть. Ну что он мне сделает? Прогонит? Проходили уже. Отвергнет? Тоже было. Я просто не могу больше находиться в этой неопределённости. Просто не могу.

– Майкл, я хочу, чтобы ты знал…

– Джил, не нужно.

– Нет! Я хочу, чтобы ты знал. Ты мне не…

Я не договариваю. Потому что не могу. Майкл перехватывает мою руку, и она покрывается жаром. Встречаюсь с ним взглядом, и мурашечное торнадо проносится по коже. Я вижу в его глазах калейдоскоп несказанных слов. Эмоции сменяют одна другую. Жалость, смятение, сомнение и… желание. Второй рукой он зарывается мне в волосы и притягивает к себе. На секунду останавливается напротив моих губ, я перестаю дышать, а Майкл медленно сокращает расстояние, тихо шепчет:

– Только один раз.

И целует. Я моментально отвечаю.

Это так сладко и томительно. Его губы нежно обследуют мой рот, словно нечто драгоценное и хрупкое. Но потом поцелуй становится глубже. Сильнее. Агрессивнее и мощнее.

Марля куда-то пропадает из моих рук, с тихим стоном зарываюсь пальцами в его влажные волосы. Он ближе притягивает меня. Ещё ближе. Ещё и ещё. Вот я сижу на его коленях, крепко обхватив бедрами его торс и чувствую… Я чувствую, как он хочет меня. Внизу живота тяжелеет. Горячая волна проносится по телу.

Это уже не поцелуй. Это безумие. Стихийное бедствие, которое уносит меня вдаль и со скорость света возвращает обратно. Я забываю дышать, думать и что-то соображать.

Такого со мной не было.

Никогда.

Ни-ког-да.

Мы задыхаемся. Оба. Руки Майкла опускаются мне на спину, обследуют ребра и сжимают их, а потом опускаются ещё ниже. С тихим рыком он прижимает меня ближе. Я стону. Майкл возвращает руки в мои волосы, потом на щеки и поцелуй снова становится нежным. Словно прощальным. Нет! Майкл отстраняется, но я снова притягиваю его. Поцелуй возвращается с новой силой. Он стал ненасытным и опасным. Каждое касание рук Майкла обжигает и толкает меня только вперед. Страстно. Сильно. Безумно. Так и должно быть. Так и никак иначе.

Но это заканчивается. Так же неожиданно, как и началось.

– Нет, – выдыхаю я.

Майкл отстранился и упирается своим лбом в мой, сжимает руки на моих бедрах. Не больно. А так, словно ему тяжело держать себя в руках. Майкл восстанавливает дыхание, и его хватка ослабевает. У меня перед глазами мелькают мушки, я вообще не могу нормально дышать.

– Это больше не повторится, – шепчет Майкл, словно убеждает себя.

Вскидываю на него взгляд, сглатываю невесть откуда взявшийся ком и тихо спрашиваю:

– Почему?

В глазах Майкла тлеет пожар, я знаю, что он хочет продолжить, я это чувствую, по-прежнему сидя на нём. И я тоже хочу, но печаль в его взгляде возвращает меня на землю, и я говорю:

– Если это из-за…

– Не произноси его имя! Не из-за него. Это из-за меня и из-за тебя.

Его большой палец кружит по моей щеке. Это настолько нежно и трепетно, что в груди становится больно и пусто.

– Я не понимаю, – с дрожью в голосе произношу я.

– И не нужно. Мы просто не можем. Ты можешь быть только с человеком.

– Ты человек.

– Не совсем. Не совсем человек.

Я собираюсь возражать, но Майкл снова притягивает меня к себе, и я не в силах противиться.

Майкл нежно целует меня, и в этом поцелуе слышится: "Прощай". Беру его лицо в ладони, а на глаза наворачиваются слёзы. Он отстраняется и, смотря мне в глаза, говорит:

– Тебе пора.

– Но…

– Я уже опоздал на собрание к Чарли. Это важно.

Мы тоже важны, хочу сказать я, но не смею, в дверь стучат, и голос Убийцы сообщает, что Чарли и куча других людей уже заждались Майкла.

Тридцать секунд, и Майкл уходит, не бросив на меня даже крошечного взгляда. Сворачиваюсь на его кровати в ничтожный клубок и тихо страдаю.

Майкл

Выхожу в ангар и быстрым шагом удаляюсь от Джил.

Как можно быстрее и как можно дальше.

Твою мать!

Мне сейчас нужно думать не о ней, но… Чёрт! Это сложно. То, как она откликалась на каждое моё касание, то, как её губы отвечали на поцелуй, то, как Джил сжималась, когда я обхватывал её бедра… Чёрт! Практически невозможно. Невозможно не думать о ней и о поцелуе, которого вообще не должно было быть. Никогда.