– Положим, их будет десять тысяч, – подвел итог Иван Егоров. – Что есть у нас? Капитан?

Митаюки-нэ уже в который раз, почти привычно, изумилась невозмутимости казаков перед невероятно превосходящим врагом. Тысячи воинов, драконы, летающие колдуны! Против полусотни иноземцев! И что они? Испугались? Хотя бы обеспокоились? Нет! Сидят себе, прикидывают на пальцах, чем их всех громить станут!

Наверное, если бы против русских выпустили разом всех богов вселенной, духов трех миров и демонов из древних сказаний – они спросили бы лишь об одном: успеют пообедать перед битвой или придется уничтожать врага на голодный желудок?

– Шестнадцать кулеврин на круг, тридцать пищалей, – ответил воеводе немец. – Пороха и свинца в достатке, однако же стрелков ныне сильно меньше, нежели стволов, осталось. Не знаю, как в Троицком остроге, а у нас токмо семь казаков под рукой имеется. Остальные наместниками в других твердынях поставлены. Так просто не выдернешь.

– Полтора десятка дать смогу, – кивнул Егоров. – Управимся?

– Попробуем, – басисто кивнул Матвей. – Тут ведь не в стволах первое дело, а в глазу, каковой ствол наводит. С двух-трех выстрелов я любого дракона свалить берусь, не впервой!

Митаюки-нэ что есть силы вцепилась в его локоть.

«Куда лезешь, дурак?! – чуть вслух не крикнула она. – Там же будет смертная мясорубка!»

– Снимем все кулеврины со стругов, оставим пару в Троицком остроге и здесь, – решил воевода. – В остальных местах пищалями обойдемся. Двенадцать пушек, Матвей! Что скажешь?

– Раз боле нет, обойдусь двенадцатью, – смиренно кивнул казак. – Стрелков мне бы хороших еще пару да заряжающих.

Чародейка застонала, заскрипев зубами.

– Придется мне, – развел руками Ганс Штраубе. – Моему глазу доверяешь, друже?

Предложение немца удивило черную ведьму даже сильнее, чем порыв мужа. Он же наемник! Убивает за золото. Этот-то чего на верную смерть лезет?

– Кондрата третьим попрошу, – решил Серьга. – Все едино он уже там. А стрелок неплохой.

– Решено, – кивнул воевода. – Заряжающими и мальчишки управятся.

Спокойствие белокожих иноземцев перед известием о грядущей битве с могучим врагом произвело впечатление и на вождей сир-тя. Они переглянулись, и темноглазый Тархад громко заявил:

– Мы тоже желаем сражаться во имя молодого бога. Иисус Христос в наших сердцах и любит нас!

– Ваша помощь будет кстати, – не стал отказываться воевода. – Но всех взять не сможем. Больше двух тысяч человек острог просто не вместит. Но понадобятся дозоры и заслоны на подступах, особенно в тылу. Коли дело затянется, будем пробиваться с припасами. Ну и, само собой, душегубы по земле нашей, знамо, расползаться начнут. Деревни грабить, девок портить. Их отлавливать надобно да по деревьям вешать прочим для острастки.

– Церковь достойная острогу нужна, – сухим голосом сказала черная ведьма. – Битва сия для Великого Седэя важнее всех важных будет, самые сильные колдуны из Дан-Хаяра на нее явятся. Чарами своими попытаются всех вас воли лишить, обездвижить, рабами своими послушными сделать. Простой молитвой, исповедью и крестом нательным супротив напора такового не устоит никто… Кроме отца Амвросия, рукоположенного и верой умудренного, со всеми молитвами знакомого. Полагаю, коли молебен о защите от сил бесовских, о всепомоществе он во время сечи вести станет, то на освященных землях христианам честным бояться будет нечего.

– Храм божий Кондрат рубит, – кивнул воевода. – Что за острог без храма?

– Я все спросить желаю, воины мудрые, – все тем же тусклым голосом спросила юная ведьма. – Вы превыше всего острог желаете оборонить али рати Великого Седэя уничтожить?

– Так для того твердыни и ставим, и обороняем, дабы победы добиться, клянусь святой Бригиттой! – воскликнул Ганс Штраубе.

– Сила армии Великого Седэя не в драконах, менквах или воинах, – размеренно сообщила чародейка. – Основа рати – их колдуны, сильнейшие и знатные, чьей волей звери и люди на смерть идут, чьим разумом планы рождаются, чьей мудростью известия колдунам далеким передаются. Сильнейшие из сильных на эту битву выйдут, знатнейшие из знатных командовать станут. Истинные правители Великого Седэя. Если их уничтожить, войско рассыплется. Звери разбегутся, менквы перегрызутся, летучие колдуны не будут знать, куда кидаться, а вожди племен – где и куда наступать? А все вместе они не будут знать, кому подчиняться. Простые, худородные чародеи, которых без жалости кидают в сечи и отправляют в дальние дозоры, слишком слабы, чтобы повелевать большим числом людей или передавать мысль дальше, чем летит камень из пращи. Их удел – поработить десяток дикарей или одинокого дракона, проведать мысли у тех, кто рядом, напугать или отвести глаза… Даже тысячи слабых колдунов будут большой толпой, а не слитной армией.

– Баба дура! – презрительно хмыкнул Енко Малныче. – Великие колдуны не идут в битвы! Их не подстрелишь из лука и не поразишь копьем! Их никто даже не увидит! Они будут таиться в чаще в нескольких верстах, охраняемые сотнями преданных телохранителей! Как ты до них доберешься?

– Я знаю место, куда они совершенно точно придут, – отпустив наконец руку мужа, слабо улыбнулась девушка.

* * *

Это было трудно. Особенно убедить воинов в том, что хорошо намоленная веревка в нужный момент обязательно натянется сама собой, если будет правильно свисать в нужном месте. Но в конце концов мужчины согласились с ее планом. Сперва вожди, которые и без того считали белую госпожу повелительницей иноземцев, потом немец, уступив жестокой логике войны. Воевода прислушался к другу, а Матвей, понятно, просто согласился с приказом.

Дольше всех протестовал колдун. Но все, что он мог – это высмеивать бабьи идеи. Однако он выбрал неверный предмет для насмешек – хитроумная и храбрая Митаюки-нэ имела среди присутствующих куда больше уважения, нежели хвастливый бродяга. Казаки прошли с девушкой очень долгий путь и знали: если она что-то обещает – пусть даже нечто невероятное, невозможное, – то это обязательно сбывается.

Тем не менее обсуждение планов затянулось надолго. Прежде всего потому, что их пришлось менять, и они стали намного сложнее прежнего прямолинейного истребления одною толпой воинов другой. Разошлись вожди, атаманы и воеводы только в сумерках. Для них настало время отдыха, а для юной чародейки – самого важного труда.

Но прежде всего, конечно же, она спустилась к озеру, где, оберегаемая преданными Вэсако-няром и черноволосой Сай-Меени, омылась в холодной прозрачной воде; переодевшись в чистую рубашку из тонкого сатина и тяжелое платье зеленого бархата, вернулась обратно – как раз к столу, накрытому только для них двоих, атамана и его жены, для правительницы северного Ямала и ее мужа. Запеченные целиком хрусткие ящерки, с детства любимые Митаюки, целые блюда разнообразных фруктовых салатов, крупные куски жареной рыбы и вареного мяса для Матвея, отчего-то никогда не кушающего вкуснейших местных ящериц и змей, как бы его ни уговаривала супруга, кубки хмельного кваса.