– Назначим его, – вздохнул Цезарион. – Но среди рабынь нужно найти для него маленькую девочку на его вкус, и пусть держится только ее… А разве у Таус, кормилицы Александра, нет дочери?

– Да, действительно! Тонис, молочная сестра твоего брата.

– Отдай ему ее, если она хорошенькая. И пусть не смеет прикасаться к царице Кирены даже взглядом!

Селена больше не была влюблена в своего старшего брата так, как раньше. В восьмилетнем возрасте у нее не было ни таких игр, ни таких развлечений, как у него. Но когда она начинала проказничать, стоило только пригрозить пожаловаться Цезариону, как девочка тут же становилась шелковой и послушной: сын Амона, ее брат, станет фараоном, а она – его женой, и Селена гордилась этим, преклоняясь перед его божественной волей. Что касается остального, то ей больше не нравился запах жениха (когда он останавливался во дворце Тысячи Колонн, возвращаясь из палестры, от него всегда пахло горьким потом), ей больше не нравился его голос, теперь такой неровный и шероховатый, а также его кожа, которая над верхней губой потемнела, что придавало ему строгий вид. Однако ей все еще нравился его пристальный взгляд, его грустная улыбка и красота рук, машинально поглаживающих золотую шерсть сфинксов, когда он говорил. Она всегда мечтала прикоснуться к его рукам. Как там напевала ей няня? «Ах, почему же я не раб, льющий воду на твои пальцы?..» Цезарион, я – гранат, спеющий в глубине сада: придет день, когда я напою тебя.

Цезариону исполнилось четырнадцать, затем пятнадцать. Он был очень одинок. Иногда его развлекал сводный брат Антилл, но этот новый товарищ, на которого рассчитывала мать, был слишком юн для него, слишком беспечен и к тому же не обременен государственными заботами. Время от времени они могли поспорить за партией в кости или отправиться на ипподром наблюдать за соревнованиями колесниц, поскакать верхом вдоль берега озера или посмотреть, как по песку стадиона катаются борцы. Но затем Антилл возвращался к учебе, тогда как Цезарион в облачении фараона возглавлял суды, принимал государственных служащих, выступал с докладами, ставил печати на письмах. Такой одинокий… У него даже не было времени развлечься, позаниматься геометрией на песочном столе, порасспрашивать ученых Музеума о расположении звезд на небе. Иногда вечерами, перед сном, ему хотелось снова стать маленьким ребенком, хотелось, чтобы вернулась его мама, навсегда вернулась в Александрию, и чтобы их жизнь стала такой, как прежде: до Антония, до других детей, до угрозы.

Он пытался представить, какое счастье наступит для них двоих, если отчим сгинет в какой-нибудь битве. Он никогда не отгонял от себя эту мечту, хотя и понимал, что это страшно, и осознавал также, что у него не было шансов выжить после смерти Антония. Или Птолемеи станут править в Риме, или потеряют все, даже Египет. Цезарион смотрел на вещи глазами матери, прекрасно понимал это и боялся поражения, в котором Царица, кажется, не сомневалась. Но самое странное, что он боялся и победы: Цезарион не представлял себя правителем Италии и повелителем народа, языка которого не знал и боги которого отличались грубостью и дурными манерами. Он был греком, который стал египтянином, но никак не римлянином. Впрочем, наверняка ему недолго довелось бы править той далекой страной. Он готов был поспорить, что Антоний лично этим займется, и рано или поздно на трон взойдет династия Антониев. Разве он уже не начал этот процесс на «Празднике Дарения»? В один из этих дней молодой фараон Цезарион скончается от дурного насморка. В любом случае он умрет молодым. Будучи сыном Цезаря, он стал только инструментом в руках своего отчима; когда он перестанет быть полезным, то миром будет править Александр Гелиос! Почему Царица не догадалась о планах своего мужа? Если только она сама к ним не причастна: в конце концов, молодые принцы из «внутреннего» дворца тоже были ее детьми, к тому же их отец был жив, она делила с ним ложе и стол. «Опьянение» – вот что было написано на кольце, которое подарил ей Антоний. Что мог сделать сын против Опьянения и Веселья?

Поэтому он грустил. Он устал с самого рождения жить в недоверии и подозрительности. Сколько ему еще осталось? Два или три года, если Запад раздавит Восток. От шести до семи лет при противоположном исходе. Хватит ли этого времени, чтобы научиться убивать и умирать?

В эту ночь ему снова снилась его тетка Арсиноя. Он не был с ней знаком, но один слуга рассказал Цезариону о ее судьбе. По всей видимости, она была молода, лет шестнадцати или, может, двадцати, и, вероятно, жаждала власти, как и все маленькие бестии рода Птолемеев, поэтому и восстала против своей старшей сестры Клеопатры. Цезарь во время своего Триумфа в Риме показал ее толпе закованной в цепи; он предупредил, что по окончании церемонии собирается ее казнить, но римский народ, тронутый красотой принцессы, выпросил для нее помилование. Пришлось сохранить пленнице жизнь при условии, что она станет жрицей. Арсиноя укрылась на острове Эфес, в храме Артемиды, и старший жрец взялся за ней присматривать. Там она прожила четыре года. Но затем появился Антоний – и на Эфесе, и в жизни Клеопатры. Мог ли римлянин противостоять капризам своей новой любовницы после безумных ночей в Тарсе и неповторимых дней в Александрии? Царица желала смерти своей сестры. Марк Антоний был галантным мужчиной: после того как он подарил Фульвии голову Цицерона, как можно было отказать Клеопатре подарить ей голову Арсинои? Он любезно казнил молодую жрицу.

Для того чтобы убить обычного гражданина, римские солдаты всегда действовали одинаково – прокалывали мечом сонную артерию; для этого достаточно было заранее убедиться, что отодвинут воротник туники и плаща. Смерть наступала практически мгновенно, но была весьма кровавой и, к несчастью, очень маркой. Даже если убийца отлично владел своим ремеслом, он не мог не испачкаться кровью с ног до головы. Скорость или чистота – увы, нужно было выбирать!

Безусловно, когда Цезарион думал о печальном конце Арсинои, он не сомневался, что бунтовщица заслуживала того, как с ней поступила старшая сестра; у Царицы было два брата и две сестры, и ее жизнь стала спокойной только тогда, когда она убрала их всех со своего пути. «Мертвые не кусаются», – говорила Клеопатра. И теперь ее сын размышлял, хватит ли у нее сил убрать и его…

Ему хотелось, чтобы мать его утешила, успокоила, приласкала, он хотел бы поговорить с ней, но мог только написать. При этом он знал, что ни в коем случае не следовало писать того, что могло быть прочтено врагом. В своем следующем письме он ограничится описанием положения дел в строительстве нового дома Антония на краю пирса, сообщит о конструировании Мавзолея и обновлении дворца Тысячи Колонн, задержится на описании здоровья младших принцев (его по-прежнему тревожило состояние Птолемея) и расскажет две-три смешные истории, в которых главным действующим лицом был Антилл… Когда же она вернется, когда?

В ПАМЯТЬ О НЕМ

Цезарион… По-гречески говорят «Кайзарион» – царское имя, твердое и мягкое одновременно, которое с наслаждением произносила и повторяла Селена. Кайзарион, нежный Кайзарион после смерти оставил мало следов на камне: один барельеф на стене храма в Дендере[106] – там его можно увидеть одетым в египетскую одежду, в обществе своей матери приносящего пожертвования богам. Столь условное представление, что римляне не заметили его и забыли вырубить молотком…