Стены пятиэтажки начали рассыпаться, верхняя часть взлетела, закувыркался шифер. Кирпич разлетался в разные стороны, увесистый обломок шлепнулся на траву совсем недалеко от нас. Не выдержали нервы сразу у нескольких ребят из группы. Кого-то мы успели задержать от бессмысленной беготни. Двое призывников, пригнувшись, бежали по асфальту, каждый выбрал свое направление, затем они развернулись и кинулись навстречу друг другу. Оба исчезли в клубах дыма.

Куда бежать? Наверное, в огромный пойменный овраг реки Царица, где можно скрыться в лесу. Тогда мы еще не знали, что бомбят город целиком, а не отдельные объекты: заводы, причалы, мосты, вокзал. Шмаков принял вполне разумное решение добежать до оврага и спрятаться в лесу. Наш маленький отряд бежал в таком порядке: впереди младший лейтенант, за ним новобранцы, замыкали группу мы с дядей Захаром. Когда у человека появляется ответственность за кого-то, то страх отодвигается в сторону.

Я уже не чувствовал страха, хотя грохот стоял страшный. Ребята держались плотной группой, не отставая от Шмакова. Послышался вой, все бросились на землю. Несколько бомб легли частоколом, отрезая нас от оврага. Я задрал голову, но самолетов разглядеть не мог, висела пелена пыли и дыма. Трехэтажное здание недалеко от нас разгоралось с веселым треском, как поленница дров. Огонь вырвался из окон языками диковинной формы, скручиваясь в спираль, расстилаясь вдоль стен, кочегаря от сквозняка до примусного шипения.

Из открытого окна на первом этаже вылетали вещи, самые неожиданные, видимо, все, что попадалось хозяевам под руку. На асфальт шлепнулись подушка с одеялом, ворох одежды, стул и полосатый матрас. Из другого окна бросали посуду. Чугунки, плошки-ложки весело звенели друг о друга, следом выскочили хозяева. Что-то схватив в руки, сумели убежать, зато попала в эпицентр взрыва женщина с двумя детьми. Она заметалась, услышала свист очередной бомбы и присела. Дети прижимались к ней, всех поглотила вспышка и фонтан обломков. Нам повезло, что бомба оказалась сравнительно небольшой. Будь эта чушка весом полтонны, нас бы пришибло кирпичами. Прилетели куски кирпича и деревянный брусок. Там, где я только что видел женщину с детьми, возвышалась гора обломков.

Мы снова вскочили и, огибая дом, бросились вниз по склону. К оврагу бежали десятки других людей, искали спасенья в гуще деревьев и кустарника. Дар-гора, где мы ночевали, тоже получила бомбовый удар, хотя там находился лишь частный сектор. Пилоты бомбардировщиков прекрасно видели огромный массив одноэтажных домов, множество извилистых улиц. Они лепились друг к другу, трудно промахнуться. Мелкота, зато приятно работать. Любая бомба, даже без снижения самолета, находила свою цель.

Символом разрушения Сталинграда станут обгоревшие коробки пятиэтажек и чудом уцелевшая скульптурная группа детей у центрального фонтана. Но город, напомню, состоял в основном из частных домишек. Им досталось больше всего.

На деревянно-глиняные поселки по обеим сторонам речки Царица сваливали с неба все подряд. Огромные бомбы-пятисотки, способные вырыть целый котлован, выбивали огромную брешь в улицах. Оглушенные взрывной волной люди ползали по обломкам, пытаясь найти своих детей. Те, кто падали в вырытые бомбами котлованы, травились насмерть ядовитым дымом тротила. Стокилограммовые чушки разбрасывали куски стен и убивали людей на большом расстоянии. Зажигалки разных сортов шипели, как змеи, люди шарахались от них, ожидая взрыва. Они не взрывались, зато раскаленные магниевые брызги воспламеняли даже телеграфные столбы.

Для одноэтажек вполне хватало обычной десятикилограммовки, любой дом разваливался до основания. Горящие клочья камышовых и деревянных крыш поджигали соседние дома, тем более в конце лета все высохло. Близкое соседство множества домов обернулось бедой. Саня Тупиков закричал, показывая на склон за железной дорогой.

— Наша улица горит. Там мать, сестренки.

Он кинулся бежать, за ним вскочили еще несколько человек. Шмаков и дядя Захар сгоняли ребят в кучу. Я догнал Саню и привел на место. Нам помогал Женя Кушнарев. Парень имел крепкий характер. Когда Саня попытался снова убежать, Кушнарев придавил его за плечи.

— Пусти, гад, — вырывался он.

— Ты никому не сможешь помочь.

— Тебе на все наплевать, один живешь, а у меня мать с сестренками.

Вмешался младший лейтенант.

— Санька, брось фокусы. Ты теперь красноармеец, бегство считается дезертирством.

Я спросил Кушнарева:

— Ты правда один жил?

— С бабкой. Отца убили, мать с братом при эвакуации пропали, погибли, наверное.

Ответ прозвучал совершенно спокойно. С равнодушием человека, который свыкся с бедой.

— Я же говорил, тебе на все наплевать, — продолжал выкрикивать Саня Тупиков, затем расплакался.

Закурили, что имели: махорку, папиросы, табак-самосад. Затем перебрались на песок под густой шатер сплетенных между собой вязов. В пяти шагах билась о камни быстрая речка Царица. Вокруг сидели, бродили между деревьями люди, испуганно переговаривались. Подошли двое пацанят лет тринадцати, попросили закурить. Я хотел их прогнать, но дядя Захар отсыпал табаку. Мальчишки очень ловко, по-взрослому сделали самокрутки.

По оврагу плыл сладкий запах карамели. Пацаны показали на горящее двухэтажное здание у обрыва. Оказалось, горит кондитерская фабрика. Кроме прочего, там делали шоколад для госпиталей и летчиков — тоже военный объект. Мальчишки посовещались, решили, что возможность разжиться конфетами упускать нельзя. Поднялись и пошли в сторону пожара, взрывы их не пугали.

Мы ожидали, налет закончится, однако фрицы задумали серьезное мероприятие. Появилась новая волна бомбовозов, обратили внимание на овраг. Взрыв прорвал завесу ветвей, гремело и ухало по всей пойме Царицы. Младший лейтенант запретил подниматься и куда-то бежать. Бомбежка в лесу не бывает эффективной, осколки и взрывная волна вязнут в деревьях. Нас подстерегала другая беда: загорелась высохшая трава, камыш, кустарник. Вниз по руслу хлынул поток дыма, он мог задушить нас.

Пришлось бежать к Волге. Возле причалов собралась огромная толпа. Пароходы тревожно кричали, знакомый тральщик хлопал в небо из пушек, тяжелая зенитная батарея на террасе набережной тоже вела огонь. Зенитчики гибли на наших глазах. Одно орудие перевернуло и раскидало по частям, три других продолжали стрелять. Эта славная батарея будет воевать еще целый месяц, отбивая налеты вражеских самолетов, а позже откроет прямой огонь по вражеским танкам, прорвавшимся к Волге. На этом месте установили через много лет памятную плиту с памятной надписью. К сожалению, имена на этой надписи отсутствуют, они остались безымянными героями.

Но если память об артиллеристах сохранилась, то никто не вспомнит людей, которых смахнуло взрывом огромной бомбы. Она рванула на кромке берега. Летчики 4-го воздушного флота генерал-полковника фон Рихтгофена выполняли бомбежку с большим старанием. Уложенная в толпу пятисоткилограммовка, способная утопить крейсер, сработала мощной динамической волной и осколками. Ничего не пропало зря. Люди в центре взрыва превратились в ничто, еще двести человек были убиты или тяжело ранены.