— Вполне достаточно на сегодня, — сказал он, предлагая мне воды, которую я жадно выпила. — Диктант был трудным, Ту, но мне нужно было знать, с чего начинать. Следовало бы вернуться к глиняным черепкам, на которых ты могла бы практиковаться, но я не хочу. Гуи достаточно богат, чтобы обеспечить тебе столько папируса, сколько потребуется! — Он улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. — Читаешь ты вполне прилично. Я слышал, что ты владеешь кое-какими навыками исцеления.

— Моя мать — повитуха в Асвате и целительница, — сказала я ему. — Я умею без ошибок записывать длинные рецепты травяных снадобий, но понимаю, что во всем остальном я невежественна.

— Ты не долго будешь невежественной, — медленно сказал Каха. Обернувшись, он махнул рабу, дремавшему под своим деревом. — Возвращайся в свою комнату и поешь. Думаю, сегодня мы воздержимся от урока истории. Ты устала, а тебе еще предстоит избиение от Небнефера.

— Меня будут бить? — встревоженно воскликнула я, — За что?

Теперь он громко рассмеялся.

— Небнефер — это тренер Мастера, — объяснил он. — Он один из очень немногих людей, которому позволено видеть Мастера раздетым. Не думаю, что он заставит тебя натягивать лук или метать копье, скорее потребует, чтобы ты научилась гнуть свое тело множеством удивительных способов, для того чтобы поддерживать здоровье и гибкость. Идем.

Вскочив, я принялась растирать икру, сведенную внезапной судорогой.

— Если ты дашь мне старую дощечку и немного папируса, я в свободные часы смогу упражняться в письме, — предложила я, но он покачал головой.

— Это не разрешено, — сказал Каха твердо.

— Почему нет?

Он поднял руки в извечном жесте смирения.

— За твоим обучением всегда должен присматривать кто-нибудь лично, — сказал он. — Под страхом строгого наказания я должен обеспечить, чтобы ты ничего не читала и не писала, если нет меня или Ани.

Я сложила руки на груди и не мигая уставилась на него:

— Это глупо. Это вообще бессмысленно. Гуи думает, что я стану писать своей семье тайные письма с гадостями насчет него?

Каха улыбнулся:

— О, перестань. Только самая непроходимая дура рискнула бы утратить свое положение здесь таким глупым способом. Нет, я полагаю, что Мастер хочет, чтобы ты сразу училась все делать как следует, чтобы потом не пришлось переучиваться. А переучиться почти невозможно. Беги, Ту. Дисенк заждалась тебя. — Он вновь заговорил слегка покровительственным тоном.

Я молча поклонилась и последовала за рабом, который поднял зонтик, хотя огненный край Ра уже почти коснулся горизонта. Я в смущении шла на шаг впереди раба, но как только мы опять пересекли главный двор, меня осенило, и я немедленно забыла о нем. Какая же я, в самом деле, глупая, наивная маленькая дурочка. Конечно, Гуи не нужно беспокоиться о непристойных письмах к моей семье. Как язвительно заявил Каха, надо быть идиоткой, чтобы проворонить свой шанс на лучшую жизнь, и к тому же неизвестно, как находить посланника, чтобы отсылать их. Разве мне удастся ускользнуть в город одной, и потом, мне нечем заплатить вестнику. Нет. За мной тщательно присматривали, мои слова и действия оценивались, и о них докладывали. Я не принадлежала себе. Несомненно, Гуи хотел, чтобы ему прислуживали только наилучшим образом обученные слуги. Это было логично и очевидно. Если мне предстояло помогать ему в любом качестве, я должна быть по меньшей мере столь же образованна, как Каха. Эта мысль обескуражила меня. Тут крылось что-то еще; обдумывая проблему с разных сторон, я окончательно запуталась. Что мне уготовано? Теперь не было и тени сомнения, что продиктованное мною нескладное, пламенное письмо родителям и Паари не будет запечатано и отправлено, прежде чем предстанет перед пронизывающим взглядом Мастера. Ани — его инструмент, его служащий, его главный писец, он его доверенное лицо, человек-невидимка с чарующим голосом, который мог коварно слиться с любой обстановкой и любым окружением, он, конечно, отдал свиток Гуи. Меня охватила внезапная ненависть к главному писцу, впрочем, это чувство вскоре развеялось. Ани был безупречным поверенным. Если бы я была Мастером, я бы вела себя точно так же. Все же почему Гуи должен тратить свое время, читая пустяковое письмо одной из своих служанок, особенно той, которую он повелел окружить таким вниманием, такой заботой и которая поэтому не может иметь никаких жалоб, чтобы писать о них своей семье? Чтобы узнать меня лучше? Но зачем беспокоиться, чтобы узнать меня получше? Если я преуспею как служанка, отлично. Если нет, смогу вернуться домой. Зачем столько хлопот вокруг самой обычной крестьянской девочки, каких множество?

Я была уже у своей комнаты. Раб проводил меня внутрь, и Дисенк с улыбкой шагнула ко мне. В комнате питали ароматы горячей еды, несколько маленьких изящных ламп неярко горели, сдерживая наступающую темноту. Я рассеянно поздоровалась со своей личной служанкой, стояла, пока она смывала с моих рук чернильные пятна и стягивала с меня через голову измятое платье, плавно скользнула руками в просторный халат, который она мне протянула, сидела, пока она причесывала мне волосы, и потом позволила подвести себя к накрытому столу. И все это время мои мысли беспорядочно перепрыгивали с одного на другое: то они вертелись вокруг Ани, то вокруг таинственного присутствия Гуи, которое, казалось, заполняло весь дом. Видеть его, даже мельком, удавалось редко. Меня готовят к чему-то большему, чем к выполнению непритязательных обязанностей помощницы, решила я, только к чему? Идея взбудоражила и ужаснула меня. Я не заговорила с Дисенк, прислуживавшей мне за едой, и она хранила молчание.

К тому времени, как я закончила есть, за окном уже совсем стемнело, ничего не было видно, кроме неясных очертаний темных деревьев на фоне чуть более светлого неба и полоски света, желтой и размытой, что тянулась через двор из кабинета Харширы. Наконец я вздохнула.

— Что дальше, Дисенк? — сказала я неохотно.

Она начала собирать посуду.

— Небнефер сообщил, что он желает осмотреть тебя и поговорить о твоих гимнастических занятиях, — ответила она. — Но сегодня он не станет заставлять тебя работать, и в будущем вы будете заниматься по утрам, перед купанием. Он сам придет к тебе.

Как любезно с его стороны, хотела я съязвить, но промолчала.

Я смотрела, как Дисенк позвала раба, смотрела, как он унес остатки еды. Немного позже раздался стук в дверь. Дисенк тотчас же открыла и поклонилась невысокому коренастому человеку. Тот подошел ко мне. Его движения были живыми и энергичными. Я встала и поклонилась с насмешливой улыбкой, сбросив халат прежде, чем меня об этом попросили. Он посмотрел мне в глаза и одобрительно улыбнулся. Я начала привыкать к тому, что меня оценивают странные мужчины, и не боялась. Его прикосновения были так же беспристрастны, как прикосновения массажиста.

— Хорошая крестьянская порода, — объявил он. — Но не плотная, не крупная. Тонкая, крепкая кость, длинные ноги, крепкая мускулатура. Да, так и должно быть в твоем возрасте. Между прочим, я Небнефер.