Аличе подняла голову и увидела шагах в двадцати еще один древний мост — точно такой же, как тот, иллюзорный. На другой стороне в сумраке еле виднелись какие-то каменные столбы.

— Пойдем посмотрим? — предложил Грег.

Ворота вблизи оказались высокой каменной аркой. Сами ворота давно сгнили, даже петли рассыпались в труху. Грег подошел к арке, поднял голову и присвистнул. Под сводом арки был вырезан барельеф в виде гербового щита.

— Уж не об этом ли знаке болтали крестьяне в Омельниках? Посмотри-ка…

Аличе прищурилась, вглядываясь в изображение, и вскоре, к своему удивлению, она поняла, что кое-что различает.

— Рука, сжатая в кулак, держит язык пламени, — сказала она. — Что это означает?

— Должно быть, герб владельца.

— Владельца чего?

— Хотел бы я знать! Никогда не видел прежде этого владения, и даже не догадывался, что оно тут есть…

Грег задумчиво посмотрел в темноту за аркой.

— Как там говорили мужики — «Невидимый замок»?

Аличе тоже заглянула туда, и по спине у нее пробежали мурашки.

— Они еще говорили — «Граф проспал полста лет и проснулся», — добавила она со страхом. — Что еще за граф такой? Грег, ты только что убил дракона! Может, на сегодня хватит? Может, не стоит…

— Стоит-стоит, — возразил Грег. — Хотя бы потому, что мясной похлебкой пахнет именно оттуда…

— Пусть я буду единственным спагириком в Каррене, — тем лучше, меньше конкурентов! Пусть глумятся, недоумки. Зато я единственная, кто идет в правильном направлении!

Алхимическая лаборатория Фьяммы еще сильнее походила на кухню, чем лаборатория Даниэля. Здесь было очень светло и устрашающе чисто — Фьямма, беспечная неряха в быту, не допускала в работе ни малейшей небрежности. В распахнутые стрельчатые окна лился жаркий воздух и доносились отдаленные звуки улицы. По намытому полу тянулись золотые полосы света. На полках сверкала и переливалась выставка тиглей и реторт фантастических форм, имитирующих различных зверей и птиц в зависимости от типа их дыхания.

Фьямма, в переднике и тонких перчатках, с убранными под платок черными косами, стояла перед столиком на длинных ножках и делала записи в гримуар, который всегда держала под рукой.

«Каждому веществу — свой дистиллятор. Примеры тому находим в природе, в многообразии животных форм. Для выделения из растительной субстанции летучего испарения применим сосуд с очень длинной, словно у аиста, шеей… Поднимаясь по долгому пути, дух освободится от влажных частей, очистится и собственными усилиями достигнет нужной степени тонкости…»

Фьямма положила перо, потянулась к полке и сняла с нее два тигля — «аиста» с длинным прямым горлышком и «змея» — с крученым.

— Вопрос только один: по какому пути скорее пойдет реакция? По прямому, быстрому, но и более рискованному, или по длинному и извилистому?

За спиной у нее тихо гудел атанор. Как принято у хорошей хозяйки, в каждом устье алхимической печи булькала своя кастрюлька. На каменной столешнице уже плясал огонек в открытой горелке. Рядом стояла наготове колба с растительной субстанцией, из которой Фьямма намеревалась выделить летучий компонент — тот, что заставляет растение тянуться к солнцу: «подобное возвращается к подобному». Она предпочитала называть его «птицей», в алхимии же он назывался «живым огнем», или «семенем минералов» — тот тайный, неуловимый катализатор любого развития, за которым охотились все алхимики, но пока никто не смог его выделить.

— Любое зарождение требует оплодотворения, — произнесла она. — Но с какого перепугу эти идиоты (Фьямма подразумевала алхимиков) считают, что возможно оплодотворить минерал? Из первоэлементов они формируют яйцо и работают с ним и так, и этак, но разве хоть кто-то вывел из него дракона? Как верно сказал Вальтер: с чего вы взяли, что драконы вылупляются из яиц, да еще и каменных? Бойтесь торных путей и общих мест, неудачники!

Фьямма с удовольствием вспомнила последний диспут в Колледжиате, который закончился сварой, переходящей в драку, и захихикала, вспоминая, как Даниэль в панике утаскивал ее оттуда, а она брыкалась и требовала отпустить ее — она еще не закончила с наглым стариком, председателем коллегиума! Как бедолага Даниэль потом выговаривал ей, бледный от гнева: «Негодяйка, выдрала половину бороды одному из самых почтенных ученых Каррены, как же ему теперь без нее показаться на людях?» — «Зато теперь все увидят его истинное лицо!» — возразила она с хохотом. Почему-то ей доставляло огромное наслаждение бесить Даниэля — может, потому, что в гневе он казался ей более живым… «Эх, жаль, что меня туда теперь не пускают! Но им придется — когда я принесу в Колледжиат новорожденного дракона!»

Фьямма еще раз посмотрела на обе длинные реторты и решительно выбрала ту, что с прямым горлышком. Опаснее, но скорее. Поместила внутрь реактив и поставила на огонь. Выбрала подходящие песочные часы, перевернула и принялась следить за бегущим вниз ручейком песчинок, поглядывая на желто-зеленое, терпко пахнущее варево внутри реторты. При нагревании происходит высвобождение духа — но сколько ни трансформируй неживое, живым оно не станет. Как же алхимики не понимают этого?

«Даниэль, может, и понимает — он все же не дурак… Сперва, говорит он, надо ответить себе на вопрос, какое начало в драконе первично? Животное или стихийное? Даниэль счел, что стихийное, — и выбрал работу с минералами. Но если бы камни могли рожать детей, они давно бы это делали! Как можно создать живое из мертвого? Только живое рождает жизнь…

Алхимики годами нагревают и плавят минералы, но никто из них не попытался изучить естественный атанор — женское чрево. Это фундаментальная ошибка ученых мужей — именно потому, что они мужчины! Гм, если они все такие, как Даниэль, оно и неудивительно. При одной мысли о таких низменных вещах, как женское лоно, он покраснеет и переменит тему, как будто бы сам не из него вышел. Хорошо быть женщиной — можно не только изучать себя, но и ставить на себе эксперименты…

И это тоже они обсуждали с Даниэлем в их последнюю беседу. Фьямма помнила, как рассердился ее деверь.

«Ты вступаешь на опасный и скользкий путь, Фьямма! Эксперименты с живыми существами, с репродуктивными системами… Берегись! Подумай, куда тебя могут завести твои выводы!»

«Но я работаю с растениями!»

«Это пока. Увы, я хорошо тебя знаю…»

«Ты что, считаешь меня чудовищем?!»

«Я считаю, что ты способна на любое безумие ради своих вздорных теорий», — заявил он с горечью, в которой Фьямма увидела только желание удержать ее от самостоятельных исследований, а может быть — и зависть… Расстались они, наговорив друг другу такого, что с трудом могли бы простить и менее гордые люди.

«Какого дракона ты рассчитываешь вывести, если у тебя внутри одна давным-давно остывшая зола!» — крикнула она ему с улицы. В ответ ей с грохотом захлопнулась дверь — самое сильное выражение эмоций, какое Даниэль мог себе позволить. Она ушла, злобно усмехаясь, но почему-то ей хотелось плакать…