В следующий час он сделал всё, чтобы в городе уверились: дары приняты. Обозы увезли, караульные выказали предельную радость. Осталось только раздать фрукты, бочки и кувшины с соответствующими указаниями: незаметно избавиться, но сначала сделать вид, будто идёт пир горой. Затем Янгред приказал крайним частям сместить шатры дальше от городских стен, точнее, от башенных пушек. Хельмо принял бы подобное как очередной знак недоверия к Инаде, но, наплевав на это, Янгред решился даже подвинуть одного из младших острарских воевод, разместившегося в опасной близости от возможного попадания ядер, оправдавшись необходимостью утренних манёвров именно здесь. Его послушались: к союзникам были дружелюбны. О раздоре пока не прознали.

Не удивительно, когда обиженная сторона умчалась быстрее ветра.

Ещё какое-то время после разговора с Хайрангом Янгред был взбешён. Оставшись в одиночестве, он думал даже заглянуть к эриго: они-то вернули бы ему хорошее настроение своими средствами. Но то, чего он ждал, не располагало к праздности; лучше было быть злым, зато сосредоточенным, чем успокоиться, но разомлеть. Тем более с места, где он обосновался, – у костра, где они с Хельмо пили сбитень, – открывалась лучшая видимость.

Одолевавшие Янгреда мысли уже стали более мирными: помогли треск пламени и журчание реки. Если первый звук успокаивал с колыбели, то второй полюбился позже, в походах. В Свергенхайме не было рек; у замка ёрми плескалось лишь холодное море. Голоса тамошних волн напоминали то ворчание, то шипение, то жалобы. У местного моря говор был дружелюбнее, оно скорее пело. Или мурлыкало, большой синей кошкой свернувшись подле лесистых берегов.

Янгред не вздрогнул, когда единственная его компания – лошадь, которую он угостил яблоком, а затем ещё двумя незнакомыми фруктами из обоза, – покачнулась и переступила с ноги на ногу. Она не хрипела, не билась, лишь медленно мотала головой, точно отгоняя мух, и моргала. Янгред ждал. Наконец, неловко и неуверенно, лошадь легла, затем вовсе завалилась на бок. Почти сразу она затихла.

Уверенный, что за ним наблюдают с башни, Янгред вскочил, приблизился к животному, присел рядом. Потрогав пегий бок, он понял, что тот вздымается. Сонное зелье? О нём говорили и ровное дыхание, и расслабленная поза, в какой лошади отдыхают, лишь ощущая себя либо в совершенной безопасности, либо полностью обессиленными. Здравый, пусть затратный способ расправиться с армией; достать столько безвкусного, незаметного в пище и вине яда за краткое время было бы сложнее.

Криво усмехнувшись, Янгред провёл по лбу ладонью, потрепал спящую лошадь по загривку и вернулся на место. Со стороны он выглядел как человек, худшие опасения которого только что развеялись; на деле опасения подтвердились. Уснувший лагерь либо перережут, либо подожгут. Но для верности подождут ещё немного.

Торжество от осознания правоты не принесло облегчения. Оскорбительный, по меркам Хельмо, выпад, на который Янгред сознательно пошёл, обрёл смысл, но лучше бы не обретал. Эта змея, Имшин… Янгред невольно восхищался. Удивительно, как хорошо она взвешивала слова там, в городе, и как хорошо взвесила дальнейшие поступки. Она знала, что что-нибудь – зелье или посеянный разлад – точно сработает. Понять бы ещё, что ею движет.

В отдалении, с запада, раздался наконец стук копыт. Всадник был один, и Янгред не стал оборачиваться. Не оглянулся он и когда услышал знакомые шаги; вместо этого, наклонившись, бросил в огонь пару веток. Под Инадой было действительно промозгло. Сегодня это ощущалось особенно, как и тревожный, пряно-солёный ветер.

– Позволите?

Хельмо остановился по другую сторону костра, кинувшего всполохи на его остроносые сапоги. Он тяжело дышал. Янгред снизу вверх оглядел его – растрепавшиеся волосы, разрумянившееся лицо, запылённая одежда. Обратно явно мчался ещё быстрее, чем отсюда.

– Конечно, садитесь, – ровно откликнулся Янгред.

– Садись.

– Что?..

Хельмо опустился на траву напротив. Во взгляде Янгред увидел тёплый живой блеск – блеск недавней бешеной скачки, приметный и одинаковый у всех, для кого верховая езда была не просто опостылевшей необходимостью, но чем-то сродни лекарству от дурных мыслей. Это заставило слабо улыбнуться: снова узнавание, Янгреду такое лекарство тоже всегда помогало лучше большинства прочих. Хельмо улыбка не обнадёжила.

– Мы почти не используем вежливое «вы», – заговорил он потупившись. – А в вашем наречии оно в ходу лишь при обращении низших к высшим. Ты не обязан так ко мне обращаться. Я не выше тебя. И точно не умнее.

– Я использую «вы», потому что опираюсь на грамматику Осфолата: у них «вы» всюду. – Янгред осклабился. – Никакого раболепства, чистая лень переучиваться.

– Грамматика не так разнится. На «ты» выйдет короче.

– Хорошо. Как хочешь.

На время они замолчали, всё так же сидя друг против друга и греясь у огня. Потом Янгред убрал за спину прядь волос, поменял положение, сдвигаясь со стороны, в которую улетал дым, и с лёгким ехидством уточнил:

– Итак? Сколько деревень мы разграбили? Сколько девственниц изнасиловали?

Хельмо смотрел прямо – понурый, но не раздосадованный тем, к какому ответу его призывают. Облизнув губы, он покачал головой.

– Я доехал до ближайшей и уже знал, что ошибаюсь. Пожалуй, я знал, что ошибаюсь, уходя. Просто…

– Понимаю. Эти неблагодарные дикари, надо было показать им. – Янгред закатил глаза.

– Конечно… – Хельмо безрадостно усмехнулся; с его щёк всё не сходил румянец, теперь, наверное, стыда, – Я, чтобы путь не был совсем бессмысленным, спросил, не пугали ли жителей рыжие люди… но их напугал скорее я, явившийся в сумерках и в боевом облачении. И я решил скорее вернуться. Извиниться. А теперь вижу, что придётся тебя ещё и поблагодарить. О чём я только думал, Янгред? И как… как она могла?

Хельмо поглядел на лошадь. Он о многом догадался, хотя и не озвучил догадки. Он горестно нахмурился – морщины, заметные даже когда он был безмятежен, прорезались особенно чётко, будто нарисованные. Интересно, от каких скорбей они так рано появились? Не давая себе об этом задуматься, Янгред поспешил сказать:

– Это сонное зелье, не отрава. Ждём гостей.

Хельмо кивнул. Страха не читалось в его лице; оно оставалось сосредоточенным, постепенно бледнело. Слава богам, воевода прекрасно понимал, что время переживать из-за предательства настанет не скоро. Предательство уже совершили, и, прежде всего, с ним теперь надо что-то делать.

– Твои люди в Инаде, – заговорил наконец он. – Проклятье. Это ведь я настоял…

– Не стоит беспокоиться, – уверил его Янгред. – Они получили от меня распоряжения. А именно спать посменно, не прикасаться к местным угощениям и вовремя дать знак, если на них нападут. Думаю, тогда же придут и к нам.

– И… что теперь?

– Все ждут знака. Тебе тоже стоит сказать своим, чтобы не расслаблялись. И отдохнуть. Пара часов ещё наверняка есть.