Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама побледнела.
— Римо, — твердо сказал Нино, кивнув в мою сторону.
— Ты действительно думаешь, что это дерьмо все еще нанесёт ей вред после того ужаса, который она испытала?
— Папа? — я спросила.
Мама никогда не говорила о нем, а если и говорила, то только плохие вещи.
Римо скосил на меня глаза. Его пальцы все еще держали маму за горло. На заднем плане плакал Коди.
— Нино, отведи девочку наверх, дай ей еды и приличной одежды, пока я не разберусь с этой ситуацией.
Мама бросила на меня умоляющий взгляд. Я никак не отреагировала. Мольба не работает, мама, разве ты не помнишь?
Нино появился передо мной и протянул руку.
— Пойдем, Екатерина.
Мои глаза расширились. Я взяла его за руку и вышла вслед за ним. Прежде чем дверь закрылась, я услышала, как мама всхлипнула.
— Пожалуйста, не отдавай меня Григорию. Ты представить себе не можешь, что он со мной сделает.
— Наверное, то же самое, что я сделал бы с ебаной мразью вроде тебя.
Нино повел меня наверх. Он взял для меня кока-колу в баре, и мы направились в комнату с кроватью и ванной. Я нерешительно попила кока-колы и улыбнулась ему той улыбкой, которой научила меня мама. Он покачал головой.
— В этом больше нет необходимости, Екатерина. Твой отец скоро будет здесь, и тогда ты окажешься в безопасности.
Я кивнула, хотя больше не знала, что значит «в безопасности». Я вспомнила, как чувствовала себя в безопасности на расстоянии. Я вспомнила, как лежала в папиных объятиях, когда он читал мне русские сказки. Мама не разрешала мне говорить по-русски.
— Ты можешь принять душ, а я попрошу одну из девушек принести тебе одежду.
Я снова кивнула. Он тоже кивнул.
— Ты ведь не сбежишь?
— Нет, — прошептала я.
Мне больше не хотелось бежать. С тех пор как мама забрала меня с собой, все только ухудшилось. Я хотела, чтобы все вернулось к тому, что было раньше.
Он кивнул и вышел.
Я посмотрела на кровать, вспоминая постель, в которой я лежала меньше часа назад. Кровать в подвале Коди. Я вздрогнула. Старик, который был со мной, не поехал с нами. Нино немного побыл с ним, прежде чем присоединился к нам в машине.
Выражение глаз Нино потом напомнило мне выражение, которое я иногда видела в глазах папы или даже в глазах Римо сейчас.
Я опустилась на кровать и одернула свою белую пижаму с оборками. Все они любили оборки и белое. Обхватив себя руками, я стала ждать. Я ненавидела тишину. Обычно мама всегда позволяла мне смотреть по телевизору все, что я хотела, после того как мужчины уходили, так долго, как я хотела. Засыпать перед телевизором было лучше, чем слушать свои мысли, голоса мужчин, которые постоянно воспроизводила моя память. Теперь ничто не заглушало слов старика. Они снова и снова прокручивались в моей голове.
— Милая маленькая девочка. Хорошая девочка. Дай папочке то, что он хочет.
Я прижала ладони к ушам, но голоса не прекращались.
Дверь открылась, и вошла девушка. Я зажала уши руками. Она посмотрела на меня большими печальными глазами и положила на стол кучу одежды.
— Они будут слишком велики для тебя. Но лучше, чем то, в чем ты сейчас, верно?
Я моргнула, глядя на нее. Она снова ушла, и голос стал еще громче. Я напевала, но они звучали глубоко в моей голове, громче, чем мой голос. Я раскачивалась взад-вперед, желая выбраться из мыслей, из тела, подальше от голосов. Я чувствовала себя такой уставшей. Но если я сейчас закрою глаза, к голосам присоединятся лица. Ладони болели, в ушах звенело, но я надавила еще сильнее, царапая ногтями кожу головы.
— Стоп, — выдохнула я. — Стоп.
Но голоса продолжали шептать. «Стоп» никогда не срабатывало.
Дверь опять открылась. На пороге стоял Римо. Он зашел, и я замолчала. Громкие напевы заставляли людей думать, что ты странный. Я медленно опустила руки. Кровь и кожа застряли под ногтями в том месте, где я поранила голову. Мой розовый лак местами облупился.
На мгновение меня отвлекло красное пятно на серой рубашке Римо.
— Ты убил маму и Коди? — я спросила.
Римо удивленно поднял брови. Папа всегда старался скрыть от меня все плохое, но мама все рассказывала. Римо был похож на папу. У него был такой же опасный блеск в глазах. Они были убийцами. Мама говорила, что они плохие, но ни папа, ни Римо не сделали мне больно. Милые мужчины, которых мама приводила домой, делали мне больно.
— Нет, я не убил, — ответил он.
Он присел передо мной, встретившись со мной взглядом. Другие мужчины предпочитали возвышаться надо мной. Он не выглядел грустным или будто жалел меня. Он выглядел так, словно понимал меня.
— Почему ты не убил?
Он улыбнулся странной улыбкой.
— Потому что они не мои, чтобы убивать.
Я не понимала.
— Ты бы расстроилась, если бы твоя мама умерла?
Я посмотрела на свои руки. Я любила маму. Но я бы не расстроилась. Иногда я даже ненавидела ее.
— Я плохая девочка.
— Ты пытаешься быть хорошей девочкой, чтобы люди меньше причиняли тебе боль?
Я нахмурилась, потом кивнула.
— Не надо, — твердо сказал он.
Я подняла глаза.
— Никогда не пытайся быть доброй к людям, которые причиняют тебе боль. Они этого не заслуживают.
Я кивнула, потому что именно этого, как мне казалось, и следовало ожидать.
— Твой отец будет здесь через пару часов, Екатерина. Он отвезет тебя домой.
— Домой, — повторила я, пробуя слово на вкус.
Я вспомнила тепло и счастье. Оно казалось таким далеким, как сказки, которые любил читать мне папа.
Он выпрямился и посмотрел на меня.
— Ничто не может сломить тебя, если ты не позволишь. Если ты когда-нибудь вернешься в Вегас, у тебя будет шанс покончить с этим.
Я ничего не понимала. Мое тело кричало о сне, но я боролась с ним.
— Мы заказали пиццу. Можешь взять немного.
Я кивнула. Затем мой взгляд метнулся к телевизору, прикрепленному к стене напротив кровати. Римо направился к тумбочке, взял пульт и протянул его мне. Я тут же включила его и прибавила громкость. Было уже поздно, так что все фильмы были для взрослых. Я остановилась, увидев знакомую сцену из фильма «Чужой». Вошла девушка с коробкой пиццы и поставила ее рядом со мной на кровать.
— Тебе будут сниться кошмары, если будешь смотреть что-то подобное, — сказала она мне.