— Антон, позволишь личный вопрос?

— Валяй.

— Как у вас со Светланой?

— В каком смысле?

— Да в самом прямом. Как отношения?

— Очень хорошие, — сказал я. — Дружеские. Товарищеские. Полное взаимопонимание.

— Это не совсем то, что нужно в семейных отношениях, — наставительно сказал Семен. — Это между нами с тобой должны быть дружеские и товарищеские отношения, мы вместе воюем. А в постели и за семейным столом товарищество неуместно.

Я немного помолчал, потом опустил стекло со своей стороны, достал сигареты и закурил. Ленинградское шоссе уже было забито машинами, но Семен вел легко и быстро.

— С чего вдруг ты этот разговор завел? — спросил я. — Психотерапевт хренов…

— Помочь тебе хочу, — объяснил Семен. — Я все-таки на свете долго живу, много чего повидал. Вначале у вас все наперекосяк складывалось, верно? И ты, и Света — сильные, под других подстраиваетесь с трудом, даже если хотите. Потом как-то все завязалось. Дочка родилась — совсем хорошо стало, верно? А потом, как подросла, — снова все наперекосяк пошло. По-товарищески.

— Ну? — жадно затягиваясь, произнес я.

— Встряска вам нужна, — сказал Семен невозмутимо. — Например, поругаться надо, хорошенько так, с битьем посуды, а то и подраться. На время в стороны разойтись, надуться друг на друга. Но вам это трудно, из-за дочки… Еще хорошо будет, если ты ей изменишь. Ты ведь никогда Свете не изменял?

— Слушай, иди ты… — Я начал заводиться не на шутку. — Тебя в детстве мама не учила в чужие семейные дела не лезть?

— Нет, у меня мамаша обожала влезать в чужие склоки, — ответил Семен. — Антон, без обид только, но больше никто тебе этого не скажет. А я вас со Светой очень люблю. И хотел бы, чтобы у вас все хорошо было.

— И советуешь нам либо подраться, либо изменить друг другу!

— Так я и сам простой и методы у меня простые, — усмехнулся Семен. — Можно еще к психотерапевту обратиться, походите годик-другой, полежите на кушетках, о жизни поговорите…

— Ну тебя… — Я некультурно отправил окурок за окно.

— Антон, что-то надвигается, — сказал Семен. — Поверь моему чутью. Приходят трудные времена, и хорошо бы, чтобы все мы их встретили во всеоружии. Без разлада в душе, в семьях…

— Вот и женись сам, укрепляй ячейку общества.

— Моя любовь была человеком, она умерла, — просто ответил Семен. — Я ведь тебе рассказывал. А я, похоже, однолюб. Вроде тебя. Ладно, не обижайся и в голову не бери.

— Да уж, вначале загрузил, потом «в голову не бери»… — пробормотал я. — Тебе привезти чего-нибудь из Лондона? Виски…

— Я и здесь виски куплю, — отмахнулся Семен. — Знаешь что, зайди в магазин «Фортан и Мэйсон», это на Пиккадилли. Купи мне баночку меда из Йоркшира, очень я его люблю, а у нас не достанешь.

— Мир сошел с ума, — сказал я. — Свету спросил, она меня попросила привезти вискаря. А ты, здоровый и выпивающий мужик, баночку английского меда!

— Я чай с медом люблю, — невозмутимо сказал Семен. — А ты, будучи умным и любящим мужчиной, подарок жене должен придумать сам, а не спрашивать «чего привезти». Хоть бы и баночку меда.

В Хитроу мы приземлились неудачно. Нет, с самолетом все было в порядке, летели мы по расписанию, полосы коснулись мягко, с рукавом состыковались быстро.

Но прямо перед нами в тот же самый четвертый терминал прибыл рейс откуда-то из Юго-Восточной Азии — то ли из Бангладеш, то ли из Индонезии. И полторы сотни российских пассажиров оказались в очереди на паспортный контроль за спиной двух сотен смуглых азиатов.

Каждый из них нес с собой целый ворох документов. Похоже, судя по бумагам, все они собирались учиться в Оксфорде или Кембридже, собирались инвестировать в экономику сотни тысяч фунтов или получить миллионное наследство. В общем, оснований для въезда у бангладешцев-индонезийцев было так много, что сразу становилось ясно — большинству предстоит работать в ресторанчиках, на стройках и фермах Британии. Офицеры на паспортном контроле — в большинстве своем тоже не урожденные англосаксы, это прекрасно понимали — и проверяли бумаги с предельной въедливостью. То и дело проверка оканчивалась тем, что пассажира отводили в сторону — для дальнейших разбирательств…

Через отдельные стойки быстренько просочился ручеек пассажиров с нашего рейса, имеющих британское гражданство. Не такой уж и тоненький ручеек — по моему ощущению, процентов двадцать летевших в Лондон были «слугами двух господ». Остальные мрачно встали в длинный извилистый накопитель. Маялись мужики, мечтающие покурить после полета. Капризничали дети, успевшие засидеться в самолете. Слали эсэмэски и копались в сумочках женщины, мечтавшие «пройтись по Пиккадилли» и наброситься на магазины Оксфорд-стрит.

Я, конечно, мог пройти без очереди. Тем или иным способом. В конце концов, мог просто войти в Сумрак и миновать человеческий паспортный контроль — на моих глазах так сделал молодой парень, в котором я в самолете даже не заподозрил Иного. Собственно говоря, не будь в паспорте визы — я бы так и сделал без малейшего колебания.

Но мне было неудобно. В хвост очереди терпеливо встала женщина с двумя младенцами, которых она при этом еще и кормила одновременно, «по-македонски». Ее, впрочем, через некоторое время отправили в небольшую очередь для тех, кто шел без очереди. Впереди тоже стояли и дети, и старики. Ну что поделать — неудачно прилетели, а для Европы вымирающие русские остаются таким же подозрительным третьим миром, как и любая перенаселенная азиатская страна. Может, даже более подозрительным — поскольку хоть на роль страны третьего мира Россия и согласилась, но какие-то амбиции временами еще проявляет и открыто стать колонией стесняется.

В общем, преисполнившись благородства, я решил выстоять очередь вместе с соотечественниками. И первые полчаса искренне гордился своим поступком.

Вторую половину часа я держался уже исключительно из упрямства и понимая, что произнести заклинание и миновать паспортный контроль — это все равно что признать свою глупость.

Ко мне особых вопросов не возникло. Офицер, судя по тюрбану, сикх, глянул на визу, поинтересовался, надолго ли я приехал в Британию, получил ответ, что на два-три дня, кивнул и шлепнул в паспорт штамп.

Контроль из Темного и Светлого дозорных я миновал вообще без задержки — моя аура Высшего Иного внушала уважение.

Очередь меня так вымотала, что экспрессом, пусть тот и шел очень удобно для меня, к Паддингтонскому вокзалу, я не воспользовался. Вышел из аэропорта, свернул налево, где, удаленные на подобающее расстояние от приличных людей, травили свое здоровье курильщики. Для жертв никотиновой зависимости был оборудован маленький стеклянный карцер под открытым небом. Впрочем, истомившиеся пассажиры и одетые в униформу работяги из аэропорта правилами пренебрегали и курили на свежем воздухе.