Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кончено! Кончено! Я не буду больше на сцене…
— Это интрига… подлая интрига! — восклицает Анжело, усаживая свою возлюбленную. — Презренный наглец, сидящий в ложе, подал знак для свистков!
— Всего удивительнее, что это тот же господин, который накануне бросил букет Вишенке, — замечает Гранжерал.
— Что тут удивительного? — говорит Анжело. — Он ее постоянно преследует своими любовными предложениями, которые она отвергла, и за то мстит ей. Я отыщу его в гостинице и разделаюсь с ним как следует.
— Интрига, интрига, — шепчет Элодия Зинзинете, — когда кто освистан, всегда говорят, что интрига, а дело в том, что она, явившись на сцену, не сумела ни говорить, ни ходить, ни пошевельнуться.
— Ах! Как она была жалка! Какие неловкие манеры, какое глупое выражение лица, а публика сегодня заплатила за билеты и может быть требовательною, не то что прошлый раз.
Смятение в театре продолжается: мальчишки шумят, требуют, чтобы деньги были возвращены или чтобы продолжалось представление.
— Отдать деньги? — спрашивает Пуссемар у Дюрозо.
— Ни за что на свете, — отвечает Дюрозо.
— Что же делать?
— Надо играть без роли Антонио.
Спектакль окончен, драматическая труппа возвращается в гостиницу, и начинается разлад между актерами. Анжело в негодовании придумывает способ отомстить и, чтобы привести свой замысел в исполнение, удаляется из общего зала. Мужчины очень недовольны сбором. Актрисы сначала перешептываются, а потом громко острят над случившимся. Вишенка, покинутая всеми, в углу зала раздумывает: «А я думала, что большое счастье выходить на театральные подмостки… изображать и представлять всевозможные лица… ах! Как я ошиблась! Какое заблуждение!.. Солдат был прав, не советуя мне оставлять гостиницу Шатулье… но не моя вина, что так случилось».
Анжело в бешенстве возвращается в зал.
— Подлый, низкий, бесчестный! Уехал из гостиницы! — восклицает он.
— Кто такой? — спрашивает Кюшо.
— А тот, черт его возьми, что сидел в ложе и устроил этот скандал, — ведь это Фромон, приказчик… из мести к Вишенке, что не приняла его любовных предложений!
— Ну, что же нам за дело, что он уехал? — спрашивает с насмешкой Зинзинета.
Мне есть до этого дело, потому что Вишенка пала жертвой интриги этого негодяя, а я ему хотел отмстить.
— Жертвой интриги?! Полно, Анжело! Ты должен признать, что публика имеет право свистать за насмешки над нею…
— За насмешки над публикой?! Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что Вишенка ни слова не знала своей роли.
— Нечего обвинять в этом ее, она не актриса, понятия не имеет о сцене… она потеряла голову при первом свистке.
— О! Конечно, она не привыкла к ним, как ты, Монтезума.
— Я должен заметить, что не буду больше играть с такими, которые не умеют мне отвечать.
— И я.
— И я.
— Вот как! Как вижу, тут эхо раздается!.. Довольно, мои милые друзья, я вас понимаю… вам хочется избавиться от Вишенки… мы все свободны, не заключали между собою контракта, а потому завтра же я уезжаю от вас искать другой дороги счастья и славы!..
— Как хочешь, — ты свободен, — желаем тебе успеха.
— А я пока желаю нам спокойной ночи.
Анжело берет лампу и выходит из зала под руку с Вишенкой.
— Напрасно, мой милый, оставляешь их из-за меня, я тебе повторяю, что актрисой не буду — у меня нет таланта.
— Оставь меня в покое, я очень рад, что нашелся случай избавиться от них. С ними ничего хорошего не наживешь. Они погрязли в старой тине. Я могу по желанию избирать место, роли и людей по своему усмотрению, наконец, перемена — это счастье! Это жизнь!
Размышления для Вишенки не очень утешительные.
Около десяти часов утра в Немуре остановился дилижанс для перемены лошадей. Анжело осведомился, есть ли в нем два свободных места, и, получив утвердительный ответ, отправился за Вишенкой. Багаж молодой девушки очень легкий, зато у ее спутника большой чемодан с театральными костюмами, а в кармане… всего сто франков. Этого очень мало для непредсказуемых путешествий вдвоем, но хотя кошелек у них мал, зато надежды большие. Анжело богат был ими, как вообще все молодые люди с артистической душой.
Молодая парочка уселась в дилижанс вместе с двумя спящими фермерами, и к ним еще присоединились какой-то военный с табаком во рту и старуха, постоянно нюхающая табак.
Анжело уселся поближе к Вишенке, а она прошептала:
— Куда мы едем?
Анжело расхохотался.
— Ты меня заставила задуматься! Поверишь ли, что я и сам не знаю, куда мы едем!
— Как, ты не знаешь, куда мы едем?!..
— Совершенно не знаю, — увидев карету, узнав, что есть два свободных места, пошел за тобой, уселись, да вот и едем, а куда? Даже не спросил. Впрочем, мне все равно, куда бы ни ехать, а разве ты предпочитаешь какое-либо место? Есть у тебя какой-нибудь план?
— Никакого, но приятнее было бы поехать в Баньоле.
— А-а! В Баньоле, где это?
— Не знаю, в какой стороне, но, кажется, около Парижа.
— А ты там кого-нибудь знаешь?
— Нет, никого, то есть там живет знакомый солдат, он раз останавливался в гостинице Шатулье и тогда принимал во мне участье.
— О! о! Что слышу! Может быть, жертва ваша?
— Нехорошо так говорить! Это бедный солдат, раненый, он давал мне хорошие советы, стоило ими воспользоваться.
— Я не верю в дружбу между мужчиной и такой, как ты, девушкой.
— Напрасно…
— Может быть, но уже таков я. Если хочешь мне доставить удовольствие, то не говори никогда про этого солдата в Баньоле. А теперь я расспрошу, куда мы едем.
И Анжело обратился к старушке:
— Можно у вас узнать, куда мы едем?
— Как куда? Вам должно быть так же известно, как и мне.
— Уверяю вас, что не знаю.
— Не делает вам чести, что вы насмехаетесь над людьми моих лет! — закрывая табакерку, сердито проворчала старушка.
— Вы мне не поверили, и я не буду вас больше беспокоить.
— Да, я вас всех хорошо знаю, вы сейчас мне скажете, что мы опрокинемся, что нам встретятся различные несчастья в дороге, и мало ли чего не наговорите.
— Я у вас, сударыня, кажется, ничего более не спрашиваю.
— Да, да, знаю я вас, не первый раз путешествую!
Молодой человек наклонился к Вишенке: