— Вот поем и арестую. Кстати… Покормите?

— Всех арестуете? — кокетливо испугалась Наташа.

— Нет, самых красивых.

— Значит, меня! — хором обрадовались девушки. Кроме, разумеется, скромной Дашеньки.

— А волына у вас есть? — деловито поинтересовался Миха.

— Нет. Я без оружия, — разочаровал его Дамиан.

— Фигово… — Миха явно потерял к прибывшему сыщику интерес.

Студенты, выглянув из своей расположенной неподалеку палатки, поприветствовали Дамиана довольно мрачно.

Только самый нагловатый из них, Саша, оживился.

— Можно вопрос? — поинтересовался он.

— Попробуйте.

— Что у вас, извините, с цветом лица?

— Мало на свежем воздухе бываю… — объяснил Филонов. — А что? Не нравится?

— Нет, ну почему же! Напротив… Наверное, люди вам всегда рады?

— Почему вы так думаете?

— Вы невольно напоминаете им об их любимом увлечении… Всенародном хобби!

— Любимом увлечении?

— Я имею в виду коллекционирование денежных купюр зеленого цвета, изготовленных в США. Оттенок — поздравляю! — один к одному.

Филонов усмехнулся:

— А я-то думал, в чем секрет моей популярности… Еще вопросы будут?

— У нас все! А у вас?

— Пока нет. Но будут.

В общем, студенты Дамиана приняли без особого энтузиазма.

Зато Китаева, соболезнуя зеленоватому сыщику, угостила оставшимся от обеда борщом.

Филонов оказался непривередлив: опровергая свое инопланетное происхождение, борщ съел и похвалил.

— Вообще-то он ничего… — подытожила впечатление Зина, когда гость удалился устраиваться в своей палатке.

— Стильный, — добавила Валя.

— Приятно, что блондин, — заметила Наташа.

— Только уж очень зеленый… — покачала головой Вера Максимовна. — Немножко бы порумяней, что ли…

— Ну, Ве-е-ра Максимовна! Опять вы не врубаетесь… — вздохнула Зина.

— Что значит, деточка, не врубаюсь?

— Ну, ничего не понимаете. Он же светский человек. Ночная жизнь… Откуда тут взяться румянцу?

— Вот именно, — поддержала подругу Валя. — Неужели вы хотите, чтобы у молодого человека был румянец, как у засранца из рекламы памперсов?

— А что, это плохо — румянец?

— Это же просто неприлично!

— Вы думаете? — смутилась отставшая от жизни Вера Максимовна. — Нет, ну все равно как-то странно… А вы что думаете, Владислав Сергеевич?

— Я из тех, кого не смущают детали, если присутствует общая гармония облика, — непонятно объяснил Кленский.

— То есть?

— Вас ведь не смущают зеленолицые люди на картинах Марка Шагала, правда? Гармония вас смиряет…

— Почему не смущают? — удивилась Китаева. — Меня смущают.

— Кстати… Что-то мне фамилия этого сыщика напоминает… — заметил Миха.

— Это, Миша, фамилия великого художника Павла Филонова. Они с Дамианом однофамильцы.

— A-а, это тот, у которого люди на людей не похожи и ничего не поймешь?

— Тебе-то, Миша, и не нужно понимать. Не обязательно, — усмехнулся Кленский. — Видишь ли, художника Павла Филонова когда-то приняли на учебу в Академию художеств, поставив за анатомические рисунки высший балл. Так что, уверяю, он мог бы писать людей очень «похоже». Однако он говорил, что ему неинтересно изображать людей и их шляпы. Интереснее изображать то, что у этих людей в голове.

— Вот это пожалуй… — кивнул Вениамин. — У вашего Дамиана Филонова такой взгляд! Ощущение, что он видит и то, что под шляпой, и даже действительно больше… Этакая мысленная трепанация черепа собеседника — с целью детального анализа содержимого!

— Собственно, это не экспедиция в полном смысле этого слова, — стал объяснять Кленский Дамиану, убедившись, что тот устроился в палатке. — С утвержденным штатом сотрудников, лаборантами, финансированием. Корридов-то теперь свободный художник! Те, кто с ним, это либо его поклонники, как Китаева, или ученики, как Саша, Тарас и Вениамин. Либо старые знакомые, как я, либо…

— Частные детективы, как я! — добавил Филонов.

— Да, увы… Теперь и детективу к нам пришлось присоединиться. Если вы уже обустроились, отправимся осматривать иву.

— Иву?

— Ту самую!

— Где вас так сильно «клюнул» невидимый коварный козодой?

— Да…

— Ну, это первым делом, — согласился Филонов.

Огромные деревья нависали над речкой, образуя темный, тенистый свод. Кленский перешагнул через мшистое поваленное дерево.

— Вот… Место покушения! — объяснил Кленский, подводя Дамиана к той самой иве.

— Говорите, чуть не убили?

— Да так, знаете, здорово треснули… Пролежал без сознания по меньшей мере минут двадцать!

— Откуда вы знаете, что именно двадцать?

— А я тогда, прежде чем сделать фотокадр, посмотрел на часы, чтобы узнать, сколько времени осталось до заката… Хватит ли света? Ну а потом, когда после удара я пришел в себя, тоже, естественно, на часы взглянул.

— Фотография-то получилась?

— Фотография?

— Ну да… Удалось вам того козодоя щелкнуть?

— Щелкнуть я, кажется, успел. Но фотоаппарат исчез. Я когда очнулся, его рядом уже не было.

— Хороший фотоаппарат-то был?

— Хороший.

— Ну так, может, кто из корыстовцев позарился?

— Да вряд ли! На них первых падает подозрение, потому и не станут поблизости грабить…

— Что-то вы их все время выгораживаете… А кстати, как козодой?

— Да и не видел я этого козодоя.

— Может, и не было его?

— Как это?

— Ну… Вдруг вас заманили? Скажем, кто-то подражал крику птицы? Этот кто-то знал, что вы любите «охотиться» с фотоаппаратом. Или видел, как вы шли сюда.

— Вы думаете, меня заманили? — изумился Кленский.

— Все возможно.

— Но… Если, как вы говорите, кто-то знал, что я люблю «охотиться» с фотоаппаратом… Значит, кто-то из своих? Вы это имеете в виду?

— Повторяю, все возможно.

— Кто-то из наших ударил меня по голове?! Но зачем?

— Пока не знаю. Сыщику следует предполагать даже самое невероятное.

— Ах, вот в чем дело: невероятное… — немного успокоился Кленский.