Все кончилось тем, что собрались люди. Остановилась машина, похожая на квадратного жука, и Кандида затолкали в темный кузов с решеткой на окне. Он догадался, что это тюрьма на колесах. Там было темно и пахло мочой.

В машине еще кто-то сидел. Привыкнув к темноте, Кандид разглядел молоденькую девушку. Она была пьяная и вполне красивая. Ее открытые ноги бледно белели в темноте.

– Хочешь? – шепотом спросила проститутка. – Только быстренько и один разочек.

Кандид не понял незнакомый язык.

– А ты отдашь мне свой пиджак, – продолжала девушка. – Это сейчас модно.

Кандид снова не понял.

Девушка подняла юбку. Кандид понял наконец и стал делать то, что она предлагала. Но не быстренько, а долго.

Машина остановилась. Милиционер открыл дверь и увидел голый зад Кандида. Огрел резиновой палкой. Потом стал вытаскивать Кандида из машины. Девушка успела стащить с него камзол. Кандид в одних панталонах оказался на земле.

– Паспорт есть? – спросил милиционер.

Кандид не понял. Подошел второй милиционер.

– Где живешь? – спросил второй.

– Во Франции, – ответил Кандид.

– А год рождения?

– Восемнадцатый век. – Кандид показал на пальцах.

– Из психушки сбежал, – предположил первый. – Там они все Наполеоны и Бонапарты.

– Веди его в отделение, – сказал второй. – Для выяснения личности...

– Да ну его, возиться с ним, бумаги заполнять...

Первый милиционер – тот, что с дубинкой, дал Кандиду пинок под зад.

– Иди отсюда, мотай, – добавил он.

Кандид хотел вернуть милиционеру несколько пинков, но передумал. Пошел прочь от машины.

Он вышел на широкую улицу. Быстро темнело. В окнах зажглись огни, и дома походили на светящиеся каменные соты. И в них, как пчелы, сидели люди.

Хотелось есть. По улицам в молчании шли люди, никто ни с кем не здоровался.

«Как много людей, – подумал Кандид, – и никто никому не интересен». Болела скула, ныл копчик. Бог возвратил его в этот лучший из миров, но люди грубы.

Вдруг он услышал волчий вой. Кандид двинулся на звук и вышел к зоопарку.

На входе его остановили и потребовали билет. У Кандида было несколько франков, но они остались в камзоле.

Кандид перемахнул через ограду. В прыжке он зацепился за острый конец, и часть его панталон осталась на ограде. А полуголый Кандид оказался в зоопарке. Он пошел мимо клеток, как дикарь.

Волк выл, будто звал. Кандид быстро нашел его и протиснулся в волчью клетку.

– Почему ты плачешь? – спросил Кандид.

– Я пою, – ответил волк. – Я влюблен.

Они говорили на разных языках, но понимали друг друга. Почему-то.

Пришел сторож и кинул в клетку кусок темного вонючего мяса.

– Ты будешь это есть? – удивился Кандид.

– Конечно. И ты будешь это есть.

– Я не буду. Пойдем отсюда. Поохотимся. Поедим свежего мяса.

– Отсюда нельзя уйти, – сказал волк. – Это зоопарк.

– Ну и что? Разве у тебя нет ног? Нет желания?

– Зоопарк – это тюрьма.

– И что же?

– Это значит, ты должен делать то, что хотят другие.

Взошла луна. Было красиво, хоть и жутко.

Волк снова завыл, вернее, запел.

Кандид с отвращением погрузил зубы в мясо.

«Этот мир ужасен, – подумал Кандид. – Вольтер прав...»

Он вдруг вспомнил атласное тело девушки в милицейской машине, добрую руку старухи в метро, взгляд молодой Кунигунды... Все перемешалось в этом лучшем из миров, в этом ужасном из миров. И вовсе не надо дожидаться смерти, все здесь – и рай, и ад...

Кандид прижался к волчьему животу. Стало тепло и безопасно. Он уснул под вой. И ему казалось: так уже было когда-то...

Инженер-строитель Алексей Коржиков все время мерз и хотел есть. Жена предложила сходить к врачу: может быть, такое состояние – результат психического расстройства. Или сбой в эндокринной системе.

Врачи ничего не находили, говорили: практически здоров. Даже поразительно для своих сорока лет. Сердце как у двадцатилетнего, и все остальные системы – тоже.

Любовница Алексея Нинка посоветовала не пользоваться блатными врачами, а обратиться в районную поликлинику, поскольку блатные врачи за больного не отвечают. Их интересуют только деньги. А районная поликлиника отвечает.

Алексей пошел к своему участковому врачу Кире Владимировне. Она оказалась молодая и въедливая, исследовала Коржикова рентгеном и ультразвуком, взяла биохимический анализ крови и просидела над ним всю ночь.

В шесть утра она еще не ложилась. Вошла ее мама – низенькая и широкая, как кабинетное пианино, и сказала недовольно:

– Ну что ты возишься с этим Коржиковым, Коврижкиным, подумаешь, инженер, кроссворды на работе решает. Работал бы в фирме «Заря», так его можно было бы позвать полы отциклевать...

– Икс, игрек, зет, один к двум... – задумчиво сказала Кира Владимировна, глядя в биохимический анализ.

– А что это такое? – спросила мама.

– Ген обреченности.

– Как? – переспросила мама.

– Это болезнь реликтового происхождения. От нее вымерли мамонты.

– А от чего вымерли мамонты?

– От несоответствия индивида и окружающей среды, – ответила Кира Владимировна.

– Это опасно?

– Это очень опасно. Ты видела хоть одного живого мамонта? Они вымерли все до одного.

– Бедный инженер, – посочувствовала мама.

– Он будет темой моей диссертации, – сказала Кира Владимировна. – Мое научное открытие.

– Лучше бы ты замуж выходила, чем диссертации писать, – посоветовала мама.

– Одно другому не мешает...

Кира Владимировна гибко потянулась, не вставая со стула. Жизнь обретала ясность и перспективу.

* * *

Алексей Коржиков, не подозревая, что является носителем редкого гена, сидел в кабинете своего Шефа по фамилии Комиссаржевский.

Перед Шефом лежал строительный проект Коржикова.

– В самолетах – это понятно, – сказал Шеф. – Не будет же говно лететь людям на головы. В самолетах нужны химические туалеты, они все растворяют. А в квартирах зачем?

– Такие дома можно ставить на пустующих землях, – объяснил Алексей. – Вода из скважины, туалеты химические. Не надо тащить коммуникации.