С трудом сглотнув, я хрипло спросила:

— Шанс на что?

— На восстановление магии, милочка, — просветил меня старичок.

В груди что-то неприятно отдалось холодом.

— И вот мне непонятно, — прозвучал от двери голос ректора, — сражались эти трое героев, а магический резерв полностью исчерпан у вас, адептка Каро.

Норт обернулся, предупреждающе взглянул на него, но по-настоящему меня потряс старик:

— Артан, дорогуша, оставь влюбленным их тайны.

Лицо лорда Гаэр-аша передернулось, глаза мгновенно сузились. Норт победно усмехнулся и снова повернулся ко мне:

— Поешь?

Отрицательно покачала головой, мне в этот момент хотелось, чтобы все ушли и вернулся Пауль.

— А надо бы, — начал осторожно настаивать Норт, — ты не ужинала, к тому же мне, чтобы приступить к лечению, нужно, чтобы у тебя хоть немного силы восстановились.

— Странно, что у тебя они восстановились так быстро, — вставил ректор.

Дастел даже не счел нужным реагировать и вновь обратился ко мне:

— Суп или чай?

Ничего не ответила, ему ответ и не потребовался — прикоснувшись к моей щеке, Норт повернулся и вышел, но, проходя мимо лорда Гаэр-аша, зло сказал:

— И больше никаких разговоров наедине!

Теперь совершенно не отреагировал ректор. Начинаю понимать, что они действительно родственники.

— Ох, девочка, — старичок простер ладонь надо мной, — процесс восстановления, конечно, пошел, но магии в тебе сейчас мизер. Что ж ты так? До выгорания всего ничего осталось.

Почему-то я посмотрела на ректора и поняла, что он не сводит с меня внимательного, изучающего взгляда.

— Нет, определенно не могу понять, что нужно было сделать, чтобы настолько выплеснуть себя, дорогуша. — Старик провел ладонью вниз, до бедер, затем хмыкнул и произнес: — Артан, дружок, напрасно, ох напрасно ты Нортика обвинил.

— В смысле? — хрипло переспросил ректор.

— А никто девочку не тронул.

И я даже сразу поняла, о чем речь! Поняла, покраснела и попыталась остановить целителя, но не успела:

— Не было у них ничего, у этой девочки так и вообще никого никогда не было. Зря воздух сотрясал, миленький, зря.

Я возмущенно рот открыла, а старичок мне:

— Закрой. Тебе бунтовать еще рано, не ко времени, да и впустую, не при тебе так наедине бы ему сказал и про это, и про то, что явно защитный артефакт изготовила, да не один. Как не выгорела, ума не приложу!

Действительно, после такого мне оставалось только напряженно молчать.

— Сказочку про пьяную отвагу дознаватели, конечно, съедят, не подавятся, — взгляд светло-серых словно выцветших глаз напугал до дрожи, — да только меня не обманешь. Ты артефакты изготовила, милая, — чувствую, что начинаю дрожать сильнее, — причем что-то весьма действенное. Весьма… Заподозрил бы Эль-таим, — старик усмехнулся, — да только он против тьмы изначальной не выстоит, а твоя поделочка не просто блокирует — впитывает полностью.

И вот тогда я не выдержала и спросила:

— Кто вы?

Старик улыбнулся. Это была крайне неприятная улыбка. И он ничего не ответил на мой вопрос, но, повернувшись к ректору, произнес:

— Охота идет на девочку, Артан. Охота не шуточная. Я не знаю, кому она так мешает, но сопоставь факты — маг-отступник из приближенных отправляется уничтожить одну адептку, и его тело погибает. Мы с тобой в курсе, кто такие отступники — пусть мальчики уничтожили тело, но душа вечного вернется к собратьям и принесет с собой всю информацию. О том, что девочка жива, они уже знают. Знают отчетливо и, сам видишь — раз подняли древние захоронения и создали измененную нежить, значит, готовы на многое, чтобы уничтожить ее. Не могу даже представить, для чего им это, но ради меня, да и себя, сохрани девочку живой.

Лорд Гаэр-аш задумчиво кивнул.

— Вот и чудненько, — пропел старик, — и да — прикрой мальчиков, артефакты пусть останутся при них. И тебе, и мне спокойнее.

Ректор вновь кивнул.

Старик повернулся ко мне и строго, приказным тоном потребовал:

— Никакой магии семь дней. Вообще никакой, все поняла?

Я поняла, но ответила тихое:

— Нет.

И все добродушие старика вмиг слетело, как маска, сорванная ветром.

— Послушай, девочка, — он склонился надо мной.

— Дед, не нужно, — неожиданно вмешался лорд Гаэр-аш.

Старик и не стал. Несколько секунд он прожигал меня взглядом, затем сказал:

— Твоя кровь способна возвращать жизнь. Не думаю, что Тадор сообщил тебе об этом, но, полагаю, ты должна знать — три последние капли твоей крови вернут жизнь даже в давно мертвое тело.

Я промолчала, стараясь не показать, как мне больно.

Старик же продолжил:

— Тебе нельзя к вечным, девочка, они убьют мгновенно, ведь об опытах Тадора им все известно. И к артефакторам тоже нельзя — запрут в недосягаемости для мира и заставят изготавливать все новые и новые артефакты.

Не сказала ни слова, но одна слеза каким-то немыслимым образом медленно потекла по щеке, и взгляд старика изменился.

— Не обращайте внимания, — хрипло попросила, — это не то, о чем вы подумали… просто глаза слезятся.

Целитель не поверил, он стоял и смотрел, как по моим щекам текут еще слезы, и я в итоге, не выдержав, с трудом повернулась на бок, просто пряча лицо и свою истерику.

— Отпусти прошлое, — вдруг тихо посоветовал старик. — Отпусти… Живи настоящим, думай о будущем и запомни, милая, отступники не умеют любить.

Я не знаю, смогла бы сдержаться и не разреветься позорно, если бы от двери не раздался счастливый голос Дана:

— Риа, я тебе суп сварил. Сам!

И я даже всхлипывать перестала.

— И да, тут к тебе, лорд Гаэр-аш, посторонитесь, будьте любезны. Риа, к тебе хвостатая пришла!

Торопливо вытерев слезы, я повернулась, приподнялась и обнаружила две вещи — никакой одежды на мне нет, и котелок с супом в комнату принесла Салли. А следом за саламандрой, осторожно ступая, вошел Норт с подносом и гордо всем объявил:

— Оставьте нас наедине с невестой!

Никто не двинулся с места. Салли, донеся медную кастрюлю до стола, взобралась, удерживая емкость на голове, переставила на прикроватный столик, отряхнулась от сажи и направилась ко мне, гордо вскинув мордочку. Подошла, осторожно ткнула меня лапкой, замерла. Ткнула еще раз, высунув язык и недовольно цокая. А затем расположила лапку на моем плече, прикрыла глазки… Волна тепла прошлась по телу, вмиг согрев, и даже слезы высохли.