Грейс поморщилась:

– Тогда почему ты взял вину на себя, ведь тебя тоже били?

– Я сын богини и могу выдержать куда больше смертного. С этого дня Ясон называл меня братом и заставил остальных ребят принять меня в группу.

Грейс кивнула.

– И что случилось после?

– Мы решили объединить усилия, чтобы получить то, что хотели: Ясон отвлекал хозяев, а я тем временем тащил все, что мог. Вскоре я заметил, что отец Ясона тайно наведывается в деревню, чтобы взглянуть на сына. Невозможно описать гордость, которую я видел на его лице. Его матери тоже иногда удавалось посмотреть на сына. Хотя мы сами добывали себе еду, но Ясон почти каждый день получал что-нибудь от родителей – то свежий хлеб, то жареного ягненка, то кувшин молока, а иногда и деньги.

– Как мило.

– Ты так считаешь? Но я хотел, чтобы мои родители тоже обо мне заботились. Я бы жизнь отдал за то, чтобы отец хоть раз посмотрел на меня без презрения или чтобы мать хоть раз навестила меня. Я мог добраться лишь до храма в Тимарии и часами смотрел на ее изваяние, гадая, действительно ли она выглядит именно так и думает ли она обо мне хоть изредка.

Грейс опустила подбородок на его плечо.

– Ты видел мать, когда был мальчиком?

Юлиан вздохнул – как видно, ему было нелегко доверять ей сокровенные тайны, которыми не делился больше ни с кем.

– Нет, никогда. Она посылала других, но сама не приходила ни разу. Спустя годы я перестал ее звать и перестал ходить в ее храмы.

Душа Грейс содрогнулась. Как могла мать забыть свое чадо? Как могла она не ответить на мольбы собственного ребенка и не прийти, хотя так была ему нужна?

Грейс вспомнила о своих родителях, о той любви и заботе, которыми они окружали ее. Все время после, их смерти она считала, что лучше бы ей вовсе не знать, их любви, но теперь, столкнувшись с жестокостью, через которую приходилось проходить каждому юному спартанцу, она поняла, что была не права. Именно воспоминания о них до сих пор согревали ее, и она не могла даже вообразить себя на месте Юлиана.

– Но ведь у тебя был Ясон…

– Да, и когда мой отец умер – мне тогда, исполнилось четырнадцать, – Ясон пригласил меня в свой дом. Именно тогда я и повстречал Пенелопу.

Грейс, почувствовала укол ревности, когда Юлиан упомянул свою, бывшую, жену.

– Она была прекрасна, и они с Ясоном были помолвлены.

Грейс вздрогнула, услышав эти слова.

– Да-да, она была влюблена в него. Каждый раз, как мы появлялись, Пенелопа бросалась в его объятия и говорила ему, как много он для нее значит. А когда мы уезжали, она всегда просила его быть поосторожнее. Затем она тоже стала оставлять для него еду и вещи.

Юлиан вспомнил, с каким взглядом Ясон возвращался в барак, когда находил подарки от Пенелопы.

«Может, и ты однажды найдешь жену, – говорил Ясон, – но она никогда не будет так согревать тебе постель, как это делает Пенелопа».

Хоть Ясон ничего не объяснял, Юлиан и сам догадывался: ни один уважающий себя отец не отдаст дочь замуж за человека без семьи, которая уважает его и гордится им.

Иногда Юлиану даже казалось, что Ясон делает это специально, особенно когда замечает, что Пенелопа бросает на его товарища долгие томные взгляды. Ее сердце, конечно, принадлежало Ясону, но, как и любая женщина, она теряла голову каждый раз, как Юлиан оказывался рядом. Именно по этой причине Ясон в конце концов перестал приглашать его, и Юлиан лишился того единственного дома, который прежде встречал его так приветливо.

– Мне не надо было вмешиваться. – Юлиан вздохнул. – Я отлично это понимал, но все равно не смог бы смотреть год за годом на их любовь. Достаточно было того, что я видел, как обожают его родители, в то время как у меня не было даже своего дома.

– Но у тебя были братья. Разве они не разрешили бы тебе остаться с ними?

Юлиан покачал головой:

– Сыновья моего отца ненавидели меня, и хотя мать готова была пустить меня в дом, но я счел цену, которую она запросила, непомерно высокой.

– А что случилось с Ясоном? Он погиб в бою?

Юлиан горько усмехнулся:

– Нет. Когда мы стали достаточно взрослыми, чтобы служить в армии, я пообещал Пенелопе и его семье, что помогу ему вернуться домой целым и невредимым.

– Неужели сам ты ничего не боялся?

– Нет. Даже спустя годы люди со страхом шептали мое имя. Обо мне слагали легенды. Когда я возвращался в Тимарию, то проводил ночи в постели женщин, которые рады были согреть меня своим телом, – так я убивал время, прежде чем снова вернуться на поле боя.

На глаза Грейс навернулись слезы.

– И что случилось потом?

Юлиан вздохнул:

– Однажды, когда я искал, где бы мне провести очередную ночь, я наткнулся на них посреди улицы. Они обнимались, и я, извинившись, пошел прочь, но тут услышал, как Ясон сказал кое-что Пенелопе.

– И что же это было?

– Пенелопа спросила, почему я не появляюсь в доме брата, и Ясон ответил, что я попросту никому не нужен и даже моя мать, Афродита, богиня любви, не желает видеть меня.

Грейс не могла дышать – так поразили ее слова Юлиана.

Юлиан резко отвернулся.

– Я спасал его от смерти столько раз, что и не счесть, и, даже будучи раненным, я закрывал его своим телом. Однажды меня проткнуло копье, предназначавшееся ему, – и вот теперь он высмеивал меня перед своей подругой. Я не мог вынести такую несправедливость. Я думал, что мы братья. Это сейчас я понимаю, что так и было, ведь он обращался со мной как и все остальные мои родственники. Я был для них всех лишь грязным приемышем, но тогда не понимал, почему его все любят, когда мне хватило бы и одной близкой души. Я ужасно разозлился на него и сделал то, чего раньше себе не позволял, – призвал Эроса.

Грейс сразу догадалась, что случилось после.

– И Пенелопа полюбила тебя?

Юлиан кивнул.

– Эрос выстрелил в Ясона свинцовой стрелой, и его любовь к Пенелопе умерла. Затем золотой стрелой он выстрелил в ее сердце, и она полюбила меня. На этом все могло закончиться, но не тут-то было. Мне понадобилось целых два года, чтобы убедить ее отца отдать дочь замуж за безродного подкидыша без семьи и крова. К тому моменту слава обо мне шла впереди меня, я стал знаменит и нажил достаточно добра, чтобы купать Пенелопу в роскоши. У нас был огромный дом, сад, рабы и все, что только она могла пожелать. Я предоставил ей свободу и права, которых не было ни у одной женщины ее эпохи.

– Неужели ей этого было недостаточно?

Юлиан покачал головой:

– Нам все время чего-то не хватало. До вмешательства Эроса Пенелопа всегда была очень эмоциональной и выражала свою любовь к Ясону так, как в Спарте было не принято. Однажды, когда его ранили, она от горя постригла волосы. Зато после того как Эрос поразил ее стрелой, на нее часто стала находить странная тоска. Я делал все, что в моих силах, старался как мог, чтобы она была счастлива, но… Пенелопа говорила, что любит меня, однако я-то видел – она относится ко мне не так, как относилась к Ясону. Она охотно отдавалась мне, но в ее объятиях не было страсти – я понял это с нашего первого поцелуя, хотя и пытался убедить себя, что это не важно. Очень немногие в те времена были счастливы в браке. Кроме того, порой я отсутствовал месяцами – ведь я возглавлял армию. Но видимо, во мне слишком много от матери, поэтому я хотел большего. А затем настал день, когда Эрос предал меня.