- сжимаю рукоять, пока тихое гудение не соединяется с памятью; жужжит в самих зубах -

- Дерьмо! Не хватит ли?

Она отвела руку и повернула ладонью вверх. - У вас есть причины считать нашу версию фальшивой, а свою истинной?

Я пожал плечами, протягивая руку навстречу. - История зависит от того, кто ее рассказывает.

- Сила Правосудия, что бежит в самой крови Нашего Владыки, уничтожила Проклятый Клинок, - сказала она, - но Его Миротворящая Рука была отсечена, Наш Владыка искалечен изменой; и тогда, в тот черный день, Дал'каннит возгласил создание Рыцарства, и мы должны были стать Его Руками. Я Поборник, а значит, Его Живой Кулак. На Службе Ему я исполняю Его Волю. Потому я и смогла привести вас - даже вас - в столь святое место.

Улыбка понимания у меня вышла так себе. - Все ваши грехи прощены заранее.

- Я праведна по определению. Пока Он не провозгласит через Терранхидаль жан Дхаллейг, что я уже не избранный Поборник, я не способна на грех.

- Не совсем миротворящие руки.

- Нет. Рука Мира была отсечена. Мы Руки Войны. Рука Мира... - она небрежно взмахнула головой, разбросав мокрые волосы, - то, в чем мы стоим.

Я огляделся. Малые шпили не зря напоминают пальцы... "Свечу в зад вставить всем любителям художественных метафор", монологировал я.

Бог не ответил.

- И к чему всё это?

- Вы должны понимать, - отвечала она, - что я вожусь с вами лишь потому, что вы меньшее зло пред лицом надвигающейся тьмы. Должны понимать - хотя мы стоим в величайшем святилище Ордена, в самой ладони Миротворящей Руки Хрила, хотя Проклятый Клинок имеет столь великое происхождение, что низшие существа могут умереть, лишь поглядев на него - вы должны понимать, что едва заподозрив в вас угрозу более насущную...

Она резко повернулась ко мне. Губы оттянулись, показав зубы, веки куда-то пропали, в этом хромировано-стальном лице не осталось ничего человеческого. Она схватила рукоять Проклятого Клинка, изгоняя время и здравый смысл из вселенной. И сказала вовеки: - Здесь, под Взором самого Хрила, клянусь Своей Легендой Отваги, что вытяну ножны из места упокоения и оттрахаю тебя ими до смерти.

Она позволила эху умереть за краем всего сущего.

Когда же, несколько космических эпох спустя, она позволила миру вращаться снова, я ответил: - Буду считать это согласием.

"Отступление из Бодекена", отрывок

Вы Кейн (актер-исполнитель профл. Хэри Майклсон)

Не для перепродажи. Незаконное распространение преследуется.

2187 год. Корпорация "Неограниченные Приключения". Все права защищены

Вопли горящих огриллонов отражаются эхом от камней. Восемь или девять - славный там вышел костерчик.

Созданный ими свет отражается от стальных зубов двух кратрий, сходящихся из переулков; отсюда, сверху, всё выглядит чисто, опрятно, даже элегантно: слаженные перестроения на плац-параде.

Знаете, этот Преторнио хоть и похож на мелкого хорька, но член имеет жесткий.

"Кейн".

Я смотрю наверх, машу непроницаемой ночной пелене, окутавшей парапет с Тизаррой и Рабебелом.

"Две своры сходятся к твоей позиции. Будь готов".

Ага: услышали крики. Прибежали поглазеть. И за это умрут.

Поворачиваюсь к едва различимым в тени статуям: Марада и Стелтон. - Идут сюда. Линяйте.

Я снова оглядываюсь, прыгаю через окно в осыпающейся стене, пригибаюсь и всаживаю порцию тепла в попку секущего жезла. Топот босых ног, лязганье когтей о камни заставляет яйца искать укрытия где-то в груди. Здоровенные тени потемнее возникают в тени передо мной и я высовываю жезл в окно, и пульс синей энергии лижет кончик, давая света столько, что я вижу: трое или четверо разрезаны надвое.

Они кряхтят и задыхаются, падая, а один издает вопль и я пригибаюсь, замираю у холодного камня, когда фляга с маслом, которого Коснулся Рабебел, взрывается над головами с металлическим чмоканьем.

Когда я снова гляжу в маленькое окошко, всё пылает.

В том числе пятнадцать Черных Ножей.

>>ускоренная перемотка>>

Застрял как в жопе - треклятый край утеса слишком выступает...

Хорошо, что бой окончен. Передряга вышла бы славная... и последняя.

Я наступаю ему на морду - сапог хлюпает по открытым глазам - и засовываю секущий жезл за пояс, чтобы пользоваться обеими руками.

Призрачно-голубые огоньки горящего масла вырастают из трещин в мостовой. Последние два Черных Ножа дергаются и хрипят у стенки, медленно опускаясь. Марада отрывает от шлема исковерканное забрало, раздается визг пытаемого металла - и страдальчески хромает по дымящимся ловчим сетям, отбивает молот, который один грилл поднял в неловкой попытке защититься, и вздымает моргенштерн.

- Оставь их, - кряхчу я. - Подышали пламенем... уже мертвецы.

Она поворачивает окрашенное кровью лицо: забрало было сильно вогнуто, нос наверняка сломан. - Нельзя оставлять их на муки...

Стелтон сползает по неровной стене, заботливо лелея то, что было запястьем. - Уверен, что можно. - Трогает носком сапога одну из сетей. - Это была прямо-таки хорошая речь, Кейн, - говорит он с дерганым, дребезжащим смешком. - Но насчет "не дайтесь-им-в-руки-живыми"... кажется, с этим будет проблема.

Зажав голову мертвого огриллона между сапогом и опаленными маслом камнями, я вырываю меч из черепа. Усилие разворачивает алый цветок под ребром, куда он достал меня молотом, и я вскрикиваю. Поднимаю клинок.

- Ох, ради всяческого дерьма. Поглядите.

Клинок не только покрылся месивом из мозгов и костных крошек, он изогнут градусов под тридцать, да еще и пошел винтом в стиле "вставь-мне-штопор-в-жопу". - Половину траханой жизни проводишь, учась протыкать всякому черепушку. Почему же никто не учит, как вытаскивать?

Они не слушают: Стелтон пытается одной рукой подтянуть ремни поцарапанного щита, а Марада смотрит на месиво, в которое молоты превратили ее правое бедро.

- Кусок дерьма. - Я бросаю меч. Погань все мечи.

С ножом так не вышло бы.

Беру молот, которым меня задели, взвешиваю, оценивая баланс, и цветок боли в ребрах пауком расползается по телу, неся онемение. Колени подгибаются.

О, проклятие.

Опираюсь о молот и щупаю живот сквозь холодную липкую кольчугу и ватник. Там не то чтобы болит; ощущение слишком широкое, какое-то океаническое. Кишки вздуло, давить на них - словно открывать черную дыру слабости. Хрен поймешь, насколько серьезно я ранен, однако ночь сгущается и становится жидкой, и внятно говорит "кончай". Да, плохо дело.

Впрочем, я обучен справляться с шоком. Дыши.