— Лианы, — только и сказал Манко.

И вправду, по скалам спускались сотни лиан разной толщины. Но представить себе, как с их помощью лезть наверх, Андреа не мог. Словно поняв сомнения капитана, ацтек взял шест у рулевого и подогнал плот вплотную к скале, справа от стремнины водопада. Ничего не говоря, он уцепился, как обезьяна, за зеленую лиану толщиной в пару дюймов и стал карабкаться по скале, цепляясь пальцами ног за малейший выступ на мокрых, замшевших и осклизлых камнях. На середине подъема, когда казалось, уже невозможно продолжать головокружительный подъем, Манко бросил лиану и двинулся по узенькому карнизу к водопаду. Подойдя к нему, он на секунду остановился, а потом исчез за стеной воды. Стоящие внизу путешественники оцепенели, решив, что индеец погиб. Через некоторое время он показался по ту сторону потока и как ни в чем не бывало продолжил подъем, подхватив новую лиану. Скоро он уже был на вершине водопада, уселся на корточки и невозмутимо уставился куда-то вдаль.

Андреа вздохнул в очередной раз, подавляя раздражение манерами аборигена, и отдал команду:

— Все видели, как наш проводник поднялся? Теперь мы должны сделать так же.

Первым пошел капитан. За ним приготовился Травалини, а потом должны были идти остальные члены группы. Решили, что, когда врач достигнет середины пути, ему передадут на веревке, которую он прихватит собой, саквояж с медикаментами. Передачу остального груза распределили между теми, кто будет подниматься следом.

После первого же десятка футов у Андреа стали болеть руки от невероятного напряжения. Камни были скользкие, как будто натерты жиром. В какой-то момент юноша даже подумал, что сейчас он улетит вниз на плот. И жутко мешала шпага, которая, казалось, нарочно била его по бедрам и ногам. Но узенький естественный карниз все-таки был достигнут. Стоя спиной к мокрой скале, Андреа переводил дыхание. Он даже помахал товарищам внизу — мол, все отлично. Касаясь правой рукой скользкого камня, капитан шагнул под струю водопада. И тут оказалось, что там, под водяным языком, карниз расширяется. Потоки воды, огибая камень, не размыли и не отполировали его за тысячи лет. Через десяток шагов Андреа вынырнул с другой стороны водопада. С невероятным напряжением, но уже намного уверенней, он вскарабкался с помощью лианы наверх. Индеец, сидящий все в той же позе, не обратил на него никакого внимания. Впрочем, Андреа ничуть не удивился. Через час подъем успешно завершился и для остальных участников похода.

Еще вчера явился мне тот призрак,

Страдающий, болезненный… Его я

Не назову по имени; бывают

Мгновения, когда зову я этим

Любимым именем все муки жизни,

Всю жизнь… Готов поверить я, что демон,

Мой демон внутренний, то имя принял

И образ тот… Его вчера я видел…

Аполлон Григорьев

Отсюда, с вершины водопада, открывался вид на много миль на север. Казалось, зеленое одеяло сельвы расстелили неаккуратно, и оно волнами невысоких гор раскинулось до самого горизонта.

— Сельва. Здесь живут духи ушедших великих. — Манко с мистическим трепетом достал из своей перекидной сумки небольшой мешочек и извлек из него щепоть какой-то пыли. Проговорив одними губами то ли молитву, то ли заклинание, он подбросил пыль вверх и дождался, пока ее серый мазок не растворится в потоках воздуха. Потом, как обычно не предупредив и не позвав за собой, он двинулся вперед, в заросли. Сельва в отличие от реки, пахнущей только сыростью, была наполнена пьянящими, влажными и насыщенными запахами. Здесь, под вековыми деревьями, царил вечный полумрак, и воздух, не знавший ветерка, был вязок и тяжел. Через десять шагов Манко остановился и поднял руку, требуя внимания. Он подождал, когда подошли все, и сказал:

— Нельзя трогать деревья. Многие несут смерть. Вот, — он указал пальцем на ствол, который, казалось, вместо коры был покрыт длинными иглами. — Это чертово дерево. Если пораниться — то рана здесь, в сельве, не заживет. Человек сгниет заживо. Нельзя трогать. И остальные деревья тоже.

Индеец, окончив урок, достал свой нож и стал аккуратно срезать иглы с чертова дерева. После нескольких минут упорной работы он оголил древесину и стал нарезать ее на тонкие кусочки.

— Скажите, друг мой, а это зачем? — не преминул спросить Травалини.

— Боль снимает. Пригодится.

Врач удовлетворенно кивнул и немедленно занес новую пометку в дневник. Больше часа путешественники прорубались сквозь сельву, пока наконец не вышли к узкой реке. Она текла внизу, в выбитом в породе ложе, на глубине десятка футов. Но поток был стремителен, и кипящие буруны говорили об обилии валунов на дне. Андреа не стал раздумывать и приказал рубить деревья, благо в этом месте, кроме бесполезных пальм, попадались и сосны. Десятидюймовый ствол с легким стуком упал на камни на другой стороне реки. Андреа проследил, чтобы бревно было установлено надежно и не соскользнуло с опоры. Первым пошел Дениз, обвязавшись страховочным концом. Он лег на бревно, перекрестив ступни, и стал медленно ползти вперед. Бревно прекрасно выдержало человека. Страховку использовали для того, чтобы соорудить нечто вроде перил. После этого преграда была быстро преодолена остальными.

Андреа уже хотел дать команду двигаться дальше, но тут индеец поднял руку, приказывая жестом — замри. Как кошка, стремительно и беззвучно, он кинулся к капитану и опустился перед ним на колени. Андреа опустил глаза и обомлел. На его ноге сидел жутких размеров тарантул. Юноша видел таких тварей только на рисунках в книгах, но узнал сразу. Индеец, одной рукой все еще показывая «не шевелись», поднес другую к пауку и еле заметными движениями заманил его на ладонь. Потом Манко поднялся, держа паука на ладони перед лицом. И шепотом, пытаясь не напугать насекомое, сказал:

— Это страшный паук. Вот его рот, если укусит, то человек умрет в страшных муках. Но он не кусает просто так. С ним можно договориться.

И индеец погладил мохнатое чудовище по спине. Паук, как будто это ему понравилось, застыл и убрал воинственно выставленные лапы. Погладив еще раз черную тварь, индеец резким движением отбросил ее в сторону, на пальмовые листья. Тарантул, возмущенно помахав лапами после приземления, с достоинством скрылся в листве.

— Не надо убивать паука. Если не надо, — сказал индеец и добавил: — Надо делать привал, через два часа стемнеет.

Ни слова не говоря, впрочем, к этому все уже привыкли, индеец срубил мертвую пальму и, расколов ее вдоль, добыл сердцевину. Она вспыхнула от огнива, как порох. Индеец положил на огонь пару веток и отошел. Само собой разумелось, что костер будут поддерживать другие.

Индеец сидел в отдалении в строгой неподвижной позе с закрытыми глазами и бормотал что-то индейское себе под нос. Набормотавшись, он резко и ловко вскочил на ноги и быстрыми шагами направился к стоящему недалеко от костра дереву. Это была какая-то разновидность акации у основания больших двоякоперистых листьев торчали парные колючки устрашающего вида. Манко стал стучать рукояткой своего ножа по колючкам. Травалини, словно боевой конь при звуке трубы, немедленно подбежал к индейцу и стал внимательно следить за его действиями. Тот, чувствуя, что вопросов не избежать, нехотя стал рассказывать сам: