– Я понимаю, но, как новый король…

– …даже ценой внутреннего конфликта античного героя, разрывающегося между бременем долга и возможностью законного выражения своей единичности… неразрешимого конфликта, который…

– Спасибо, Барри, теперь я хочу обратиться к Сесилии Лажольет. Напомню, что вы, как корреспондентка «Радио Канада», много лет следите за политикой нашей страны и делами Короны. Вы можете представить нам точку зрения страны Содружества?

– Могу сказать, что принц Чарльз, в силу своего ранга, пользовался большей свободой, чем королева, и по этой причине он вникает в животрепещущие вопросы современности, такие как экология. Он одним из первых затронул эту тему в своих речах, так что можно быть уверенными – принц пойдет и дальше по этому пути и будет гораздо ближе к народу. Во время похорон принцессы Дианы часто противопоставляли слезы толпы ледяному молчанию Короны. Я думаю, он не совершит подобной ошибки.

– Это поразительно, – выдохнул Барри Олдуок. – Вы считаете себя вправе решать за короля…

– Кстати, – продолжала журналистка, пропустив замечание мимо ушей, – почти наверняка, несмотря на Брексит, взгляд его останется обращенным к Европе, и он будет бороться, если поднимут голову националисты и крайне правые.

– То есть для вас он – король, ангажированный в политику? – уточнил ведущий.

Барри задохнулся от возмущения и вмешался, подавшись вперед:

– Абсурд! Король – гарант независимости и нейтралитета Короны…

– Но вы сами сказали, дорогой Барри, – широко улыбнулась Сесилия, – что принц Чарльз покажет себя в разном свете. Впрочем, истинная личность короля проявится, только когда он взойдет на престол. Личность принца Чарльза не может не измениться под бременем этой значительной ответственности. Больше нельзя просто носить корону как символ, возложенный на восковую статую, и…

– Миссис Лажольет, я не знаю, как вы там управляетесь у себя в Канаде, и боже меня упаси совать нос в ваши дела, но знайте, что нашей древней монархии не нужны никакие уроки, я повторяю, никакие, от страны лесорубов и эскимосов…

– Барри, Сесилия, извините, я вас прерву, у нас на линии сэр Эдвард Гленлайвмор… Сэр Эдвард, мы бесконечно благодарны вам за то, что вы согласились принять участие в нашей передаче. Вы играли в одной команде поло с его высочеством…

– Нет, они совсем оборзели! – воскликнул Фергюс и выключил телевизор. – Они стоят нам кучу бабок, а теперь говорят, что ничего не изменится? Сколько можно содержать армию слуг и кареты, которые выезжают раз в году? И разводить сырость над богатеньким сынком, который приложился лбом, потому что его шофер был пьян?

– Фергюс, – крикнула мать из кухни, – что случилось, детка, почему ты так кричишь?

– Ничего, мам, ничего. Ладно, я пошел! Пока.

– Не уходи с пустыми руками, возьми мусор…

Пыхтя от злости, Фергюс сбежал по лестнице – лифт не работал, – швырнул мусорный мешок в переполненный контейнер, поздоровался с тремя дружками, которые несли вахту у подъезда, и решительно направился к Тому, чтобы забыть свой гнев.

Он шел как в бреду, не обращая внимания на прохожих.

– Вот уж действительно шайка паразитов, – бурчал он сквозь зубы. – Жизни они не видят! Да ведь только сменить деньги, банкноты, монеты, марки – это ж во сколько нам влетит! А все эти значки с именем королевы, которые нацепляют, чтобы покрасоваться, – их тоже придется менять!.. А мы, никто и звать никак, – мы так и пускай слюни перед их реверансами и золочеными одежками. Люди вообще не соображают. Даже пластмассовой фигурке готовы кланяться. Думают, она им делает ручкой? А она им говорит «проваливайте к чертовой матери».

Фергюс выругался и остановился как вкопанный.

– Черт!

Он немедленно позвонил Элиоту. Тот как раз вышел от Мэдди; она, хитрая бестия, поостереглась слишком распространяться о Саманте. И вдобавок вытянула из него обещание прийти еще.

– Элиот, ты где?

– В Уайтчепеле. Иду к метро.

– Та фигурка еще у тебя, королева, что делает ручкой?

– Она не моя, мамина. А что?

– Подтягивайся к Тому. У меня есть идея. А… у тебя хватит на пиво?

Элиот пошарил в карманах.

– Впритык. Хорошо, что у нас есть этот план с мебелью, иначе я не дотяну до воскресенья.

– Не парься, у нас вся неделя впереди, чтобы зашибать бабки!

Эмма Гарди припарковалась у одного из шлагбаумов Тоттенхэма. Найджел, потягиваясь, вышел из машины и в последний раз проверил адрес. Бетон, обколотая плитка, чахлый газон, усеянный пивными банками, мелкие дилеры в каскетках, уставившиеся в смартфоны. Детективы осмотрели витрины на первом этаже здания. Приподнятые металлические решетки толщиной в палец отнюдь не приглашали задерживаться у коммерсантов. Трещины змеились по витрине магазина электроники и телефонии. В соседнем помещении, пустом, без мебели, сквозь мутное стекло видна была почта, подсунутая под дверь и рассыпанная по потертому линолеуму.

– Не очень-то приветливо, – заметил Найджел.

Несмотря ни на что, химчистка-прачечная объявляла о скидках, а трое дорожных рабочих стояли в очереди за кебабом, попивая содовую. Рядом, загороженная десятком ящиков с фруктами и овощами, открывалась дверь в подвал, заставленный консервными банками от пола до потолка. Старый лавочник за кассой смотрел на них из глубины своего логова с подозрением. Гарди кивнула ему и, робко улыбнувшись, отошла в тень.

– Ты уверена, что это здесь? – спросил Найджел. – Скажи-ка мне номер.

– Шестьдесят семь.

– Ясно, – кивнул Найджел. – Это в проулке между кебабом и прачечной.

Они зашли под арку; во дворе десяток мальчишек играли в футбол. Найджел перехватил мяч, пожонглировал четыре-пять секунд, обвел маленького противника, потом еще одного и метким ударом послал его между двумя кучами одежды, обозначавшими ворота у стены. Мяч с силой ударился о стену, стук гулко разнесся под высокой аркой.

– Гол! – закричал он, как будто никто не слышал.

– Вау, я потрясена, Дэвид Найджел Бекхэм! Не знала об этом твоем таланте.

Сразу за двором находился спортзал – сооружение из сборных элементов. Они остановились перед дверью из бронированного стекла, перечеркнутой черной наклейкой с мордой рычащего тигра. Внизу можно было с трудом прочесть красный шрифт, стилизованный под деванагари[20]:

Найджел ткнул пальцем в последнее слово. Гарди позвонила в видеофон. Щелкнул электронный замок, и Найджел толкнул ручку.