Светляки заявили, что слишком утомлены, чтобы нести вахту. И вскоре они уже дружно похрапывали. Люкса попросила Говарда дежурить первым вместе с ней, и, проваливаясь в сон, Грегор слышал, как она пыталась уговорить своего брата быть повежливее со светляками, объясняя, что их следует потерпеть ради Газарда — и ради того, чтобы получить как можно больше информации о зубастиках.

Утро началось для Грегора с удивленного голоска Босоножки, которая вопрошала:

— Фу-фу? Это ты, Фу-Фу?

— Меня зовут Фотос Свет-Свет! И я не отзываюсь на другие имена! — злобно ответил светляк.

— Ой, светляки! — произнес Газард, улыбаясь и протирая глаза. — Какие они яркие!

— Темп! Темп! Смотри, тут Фу-Фу! — радостно вопила Босоножка.

— Я же сказал, меня зовут… впрочем, ладно, не имеет значения, — проскрипел Фотос.

В этот момент его гораздо больше занимал завтрак. Летучие мыши наловили много рыбы, учитывая аппетиты светляков, а Люкса вдобавок отдала им остатки салата из креветок. Он уже начал слегка попахивать, но светляки этого не заметили и проглотили салат в один присест.

Буквально через пять минут полета их маленькая компания достигла места, где теперь жили светляки. Это была одна из немногих пещер в Царстве теней, битком набитая безостановочно ноющими жуками. Пещера светилась разноцветными огоньками, и отовсюду доносились жалобные голоса, причитавшие, куда же делись Фотос Свет-Свет и Бац. При этом никто из обитателей пещеры не делал попытки преодолеть свою лень и полететь на поиски товарищей.

Да, Фотос Свет-Свет и Бац были, пожалуй, лучшими представителями своего народа.

Продолжая стремительный спуск с опасной скоростью, путешественники все глубже уходили под землю, причем спуск был настолько крут, что у Грегора порой закладывало уши.

Им приходилось не раз останавливаться и кормить светляков рыбой, чтобы жуки не ныли и не жаловались. Но они все равно ныли и жаловались, и Грегор даже подумал было, что ничего хуже этого в его жизни не бывало, а потом вспомнил, как улепетывал от Умняшки — и признал, что все-таки светляки — это не самое худшее.

— Мы достигли дна, — объявил наконец Фотос Свет-Свет.

— Отлично, здесь мы можем разбить лагерь, — обрадовался Говард.

Но Бац заявила:

— О нет. Без нас.

— Почему? — удивился Грегор.

— У вас что, начисто отбито обоняние? Вас совсем не беспокоит этот запах? — осведомился Фотос.

Тут и другие его почувствовали. О да, запах был. Еще какой! Он шел откуда-то спереди.

Грегор будто вернулся на несколько лет назад, в то лето, когда он гостил у дедушки на ферме, и тот наткнулся у себя в сарае на гниющий труп опоссума.

«Кто-то умер», — подумал Грегор.

И буквально через секунду он все увидел. Сотни мертвых мышей, лежавших в самых разных позах, ковром устилали пол туннеля.

— Мыски спят? — спросила Босоножка.

— Уберите свет! — крикнул Грегор светлякам, ведь через пару секунд даже Босоножка догадается, что мышки не спят, что они мертвы.

Некоторые мыши лежали в лужах собственной крови. Глаза у многих были открыты и неподвижно смотрели в пустоту перед собой.

— Да выключите же их!

Брюшки Фотоса Свет-Света и Бац наконец погасли. Грегор включил фонарик, но на пол старался не светить.

— Что говорит Босоножка? Это мышки? Где мышки? Мы нашли зубастиков? — спрашивал Газард, пытаясь принять сидячее положение.

— Лежи, Газард. Здесь не на что смотреть, — сказал Говард.

— А что это так воняет? — не унимался Газард.

— Это какой-то источник, видимо, с сероводородом, — успокоила Люкса. — Мы сейчас улетим отсюда.

Никому не хотелось, чтобы Газард и Босоножка видели трупы. Но они даже не вспомнили про юную Талию. Когда же наконец было найдено место для лагеря в стороне от жуткого кладбища, Грегор заметил, что летучую мышь бьет мелкая дрожь, и испытал к ней острое сочувствие.

Говард подготовил постель для Газарда и подошел к Люксе с Грегором:

— Один из нас останется с малышами, остальным придется вернуться, — сказал он.

— Я могу пойти, — вызвалась Люкса.

— Давай ты останешься, Говард. На тот случай, если Газарду вдруг станет хуже или еще что, — предложил Грегор.

Они оставили Говарда, Темпа и Найк приглядывать за Газардом, Босоножкой и Талией в обществе Фотоса Свет-Света, а Бац сопровождала Грегора, Люксу, Ареса и Аврору обратно к мышам.

Но прежде они получили от Говарда по кусочку ткани, пропитанному антисептиком, чтобы закрывать носы — хоть какая-то защита от чудовищного запаха.

— Не трогайте их, ни в коем случае! — предостерег Говард. — Мы ведь не знаем, от чего они погибли.

Антисептик был, конечно, кстати, но все же, подойдя вплотную к мертвым мышам, Грегор с трудом сдерживал рвотные позывы.

Света было достаточно для того, чтобы все рассмотреть. С одной стороны туннеля был очень высокий утес. Похоже, мышей сбросили с утеса, и они разбились, несколько детенышей были буквально расплющены в лепешку.

Крыс среди трупов не было.

Даже не слишком чувствительная Бац испытала нечто вроде жалости.

— Какой ужас. Какой ужас. Не то чтобы я любила зубастиков — но это просто ужас.

— Если бы у них была возможность — они бы смогли уцепиться за скалу и не упасть, — с горечью произнесла Люкса. — Я не сомневаюсь: это работа крыс.

— Может, мы должны что-то сделать с этими телами? — спросил Грегор.

— Что же тут сделаешь? Если бросим их в воду — мы лишим себя питьевой воды. А чтобы их похоронить, у нас недостаточно рук, да и камень придется долбить слишком долго… Сжечь их тоже не получится, нам нечем станет дышать, — возразила Люкса.

Она была права. Им оставалось только улететь, оставив все как есть.

— Надо хотя бы написать что-то на камне, — предложил Грегор.

Но сделать это оказалось непросто: он хотел оставить запись о том, что случилось, — но с трудом смог выбить мечом на камне какую-то линию. А пока он в растерянности стоял у стены, подошла Люкса и добавила к его линии небольшую загогулину — превратив эту линию в косу.

В тайный знак.

— Это предупреждение для тех, кто придет после нас, — произнесла она. — А для зубастиков — что-то вроде эпитафии.

Сказав это, Люкса убрала от носа платок, встала на колени и сняла с головы корону. Скрестив запястья, она положила руки на свой золотой ободок и громко произнесла:

Здесь, на этой короне, я жизнью клянусь.

До последнего вздоха клятве буду верна.