С момента избрания нового Папы Ганниболд неизменно предсказывал катастрофу. Panzerkardinal[59]не мог перемениться только потому, что надел белую мантию. Обязательно последует какой-нибудь ляп, какой-нибудь дипломатический просчет, быть может, какой-нибудь запрет, который разбудит дремлющие массы либеральных католиков. Однако — Ганниболд был взбешен — новый Папа, похоже, быстро догнал по популярности своего предшественника. Он приехал в родную Германию, где родилось большинство разумных предложений, отвергнутых Вторым Ватиканским собором, и люди высыпали ему навстречу. Казалось, это Иоанн Павел II приехал в Варшаву. Если Ганниболд когда-либо и был близок к отчаянию, то именно тогда. Будь он верующим, он бы воззвал ко Всевышнему. Вместо этого он напился.

И тут, словно в ответ на невысказанные молитвы, произошло долгожданное событие, и, по иронии судьбы, произошло оно под занавес визита в Германию. В Регенсбурге, читая лекцию в университете, Бенедикт XVI позволил себе аллюзию на спор византийца и мусульманина. Цитируя слова первого, Папа выразился так, что слушатели поняли, будто он открыл собственные взгляды на ислам. Ганниболду, который не сопровождал Папу в этой увеселительной поездке, а, подобно Ахиллу, сидел в раздумьях в своем римском шатре, новость об этом ляпе показалась настолько хорошей, что он сперва ей даже не поверил. Но мусульманский мир взорвался. Последовали многочисленные разъяснения того, что же именно имел в виду Папа, но наиболее радикально настроенные имамы наотрез отказывались принимать любые оправдания. К этому времени Бенедикт успел отчитать Европейский союз за то, что в предлагаемой единой конституции не упомянута роль, которую сыграло христианство в становлении Европы. Однако столь очевидный признак консерватизма остался незамеченным. Наконец теперь Бенедикт показал свою истинную сущность — сущность средневекового Папы, готового снарядить новый крестовый поход. Проблема заключалась лишь в том, что те, против кого он был направлен, уже оккупировали Европу.

Бенедикт собрался посетить Стамбул. Стамбул! После речи в Регенсбурге его настоятельно отговаривали рисковать жизнью. Папа настоял на своем. Визит состоялся. Ганниболд старался не формулировать непрошеные мысли. Он тоже отправился в Стамбул, как зевака, провожающий осужденного к месту казни.

В Стамбуле Бенедикта не убили. Приняли вежливо и тепло. Особенно радушно его встретил патриарх. Ганниболд отправился в небольшой круиз по Босфору, размышляя, не принять ли ему ислам, назло.

В жизни людской чередуются белые и черные полосы, и для Бенедикта черная полоса наступила с публикацией третьей тайны Фатимы, после чего сразу же последовали обвинения в том, что Ватикан (читай — тогдашний кардинал Ратцингер) утаил значительную ее часть, выдав усеченный текст за полный. Как бы там ни было, Ганниболд мог только приветствовать подобную осторожность.

Только посмотрите, какую бурю подняла речь в Регенсбурге!

А что, если Богоматерь видит в нынешнем руководстве Ватикана безжалостных захватчиков, решивших уничтожить христианство?

Все чувства, которые Ганниболд испытывал к Богородице, поблекли и умерли под влиянием Второго Ватиканского собора. Ганниболд понял протестантов, бросивших вызов культу Девы Марии. Зачем еще один посредник, точнее посредница, если Христос — единственный, кто может общаться со своим Отцом?

Не то чтобы Ганниболд находил особенно важными подобные теологические тонкости. Они будут выброшены, словно балласт, по мере созревания религиозных воззрений. Что же касается явлений Марии в Лурде, Фатиме и во всех других местах — тут уж увольте. Но для тех, кто жаждал падения Бенедикта XVI, третья тайна Фатимы обещала стать оружием массового поражения.

О, с каким нетерпением Ганниболд ждал, когда же епископ Аскью выскажется по поводу нынешней мессы! Книга Бертоне снова растревожила улей.

Но ему не удалось заразить энтузиазмом Нила Адмирари.

— Ну что может сказать Папа?

— В том-то и дело! Что он ни скажет, все будет плохо.

Выражение лица Ганниболда красноречиво говорило: «Quod erat demonstrandum».[60]Нил с тоской перевел взгляд на бар в углу мансардной квартиры, выходящей окнами на Форум.

— В свое время здесь жил Гор Видал,[61]— шепотом заметил Ганниболд.

— В таком случае вы изгнали отсюда нечисть?

— О, остроумно! — хихикнул Ганниболд, спеша навстречу новым гостям.

Пришли корреспонденты «Тайм» и «Ньюсуик», а также «Нью-Йорк таймс», «Глоуб» и «Лос-Анджелес таймс». Среди гостей были архиепископ Фоули, а также монах-доминиканец с детским лицом и в белой рясе, чье имя Нил не расслышал. Рядом с писаной красавицей из «Самого главного»[62]остальные женщины казались среднего рода, и это впечатление, возможно, было и не таким уж обманчивым. Аскью явился настоящим сюрпризом.

— Знакомая фамилия, — сказал Аскью, когда Ганниболд представил ему Нила.

— Я давно в журналистике, — ответил Нил, однако замечание Аскью показалось ему лестным не в последней степени потому, что епископ сделал его явно не просто так.

— «Увядание духовенства», — припомнил Аскью.

— Вы читали?

— Целый сборник неубедительных аргументов. Вы этого добивались?

Неужели Аскью пытается унизить его похвалой? Нил писал эту книгу, свою единственную книгу, пребывая в восторженном убеждении, что ее выход взорвет общество. Никакого взрыва не произошло. Удалось распродать всего пять тысяч экземпляров. Больше книг Нил не писал. Кто читает книги?

— Ваше преосвященство, расскажите про Форт-Элбоу.

— Вы хотите купить церковь?

Аскью заставляли избавляться от церковной собственности, объединяя приходы.

— Разве такой подход лишен благоразумия? — спросил Нил.

— Возможно. Если принимать текущее положение дел как окончательное.

— Но вы не принимаете?

— Ни в коем случае.

К ним подошел Ганниболд, вокруг собрались гости. Аскью оттеснил хозяина на вторые позиции.

— Что вы думаете о шумихе вокруг Фатимы? — спросил Ганниболд.

Аскью опустил подбородок.

— Шумихе?

— Ну, о сокрытии третьей тайны, — выпалил Ганниболд.

— Третью тайну обнародовали в двухтысячном году. Целиком и полностью. Прочитайте книгу кардинала Бертоне.

— Но тут напрашивается вопрос.

— И какой же?

Ганниболд натянуто произнес: