Родителей и родственников он еще ребенком приучил дарить ему на праздники деньги. Все почему-то посчитали это признаком ума и самостоятельности. И правда, деньги мальчик складывал в копилку и финансовых отчетов о тратах никому не предоставлял.

В пятнадцать лет он принял первое самостоятельно решение и расплевался со школой. Бизнес (а Фаддей уже так называл свои авантюры) требовал свободного времени и свежей головы. Он уже отлично ориентировался в жизни и знал, что кроме магистральных дорог есть окольные пути. Так, в институт легче поступить «с производства», чем из спецшколы. И Самсонов временно стал; пролетарием.

Полиграфическое ПТУ, куда его взяли без экзаменов, было закреплено за орденоносной типографией «Красный пролетарий». Впервые попав на практику, Фаддей совершил ознакомительную прогулку по цехам и понял, что здесь печатают деньги. Нет, всем известно, что денежные знаки печатают на Гознаке. Туда Фаддей даже боялся попадать, знал: инфаркт может схватить от вида пачек денег. Но он первым из практикантов «Пролетария» понял, что буквально все, на чем пропечатана цена, имеет реальную денежную стоимость. Проплывающие по транспортеру книги, брошюры, плакаты и календари виделись ему пачками денег. Оставалось только придумать, как их конвертировать.

Из всего многообразия печатной продукции он выбрал поздравительные открытки. Малый формат и цена соответствующая. Пачка открыток весила, как книга, а стоила в десять раз дороже. Номинал двадцать копеек, в пачке сто штук — считайте сами. Не всякую книгу купят с рук, а открытку к празднику обязательно. Тем более открытки были шикарные, на мелованной бумаге, с блестками — не чета бледной халтуре, что пылились во всех киосках.

И пока соратники по ПТУ овладевали азами профессии, Фаддей развернул личный бизнес. За три рубля с пачки нанял двоих тупых, но отчаянных пэтэушников. Работа у них была не пыльная: в конце смены найти три пачки, припрятанные Фаддеем, выбраться на крышу цеха и перебросить их через забор. На все уходило ровно две минуты, Фаддей специально засекал по секундомеру, отсутствия новеньких в раздевалке никто не успевал заметить. «Метатели» работали через день, опять же из конспирации. А «ловцом» Фаддей нанял школьного друга, жившего на Новослободской, в двух шагах от типографии. Ни у кого не должно было вызвать подозрений, что, устав от уроков, мальчик вышел погулять. За два рубля за вечер, между прочим. И если он поднял свалившийся с неба сверток, то это, дяденьки милиционеры, никакой не криминал.

Оставалось только реализовать открытки, вот тут-то и был голый криминал. Самую сложную часть работы Фаддей исполнял лично. И не потому, что благородно брал риск на себя. Нет, на этой стадии картонки превращались в живые деньги, хрустящие, пахучие, приятно щекочущие пальцы, и таким кайфом Фаддей ни с кем делиться не хотел. Но он знал меру. Больше трех пачек в смену не метали. Открытки сбывал за полцены. И киоскеры ни разу не отказались купить оптом штук по двадцать.

Крах подпольного «отдела сбыта» произошел по досадному недоразумению. Фаддей сразу же оценил глубокую мудрость вождя, сказавшего, что кадры решают все. Один из «метателей» попал в вытрезвитель, и пришлось срочно нанимать нового. Был канун октябрьских праздников, открытки шли «на ура», и простоя Фаддей допустить не мог. Новенький, косая сажень в плечах, мозг размером с печень трески, смысл задания уяснил с третьего раза: нашел, взял, бросил. Ну и бросил… Размахнулся во всю ширь и со всей дури швырнул пачку в темноту не целясь. Двухкилограммовый брикет пробил стеклянную крышу соседнего цеха. Там в это время там главный технолог материл наладчика. В живых остались оба, правда сильно испугались.

Было следствие, на котором пролетарии держались молодцом и из братской солидарности никого не сдали. Однако начальник цеха в приватной беседе заявил Самсонову, что хоть доказательств и нет, но ум и коммерческая жилка у Фаддея на роже написаны. А посему нечего ему делать в стройных рядах трудового коллектива, ступай, мол, хлопчик от греха подальше. Начальник накатал отличную характеристику, и производственная практика для Фаддея завершилась раньше срока.

Заработанное на «Красном пролетарии» он потратил с умом. Конвертик с хрустящими червонцами перекочевал в карман директора ПТУ, в результате чего Фаддею Самсонову был выдан красный аттестат ПТУ, что на вступительных экзаменах в вуз приравнивалось к медали и гарантировало поступление в институт.

Не мудрствуя лукаво Фаддей подал документы в Полиграфический институт на экономический, само собой, и, едва получив студенческий билет, принялся азартно зарабатывать на жизнь и высшее образование. На лекции он не ходил, семинары ограничил ежемесячными визитами к декану, передавал конвертики с хрустящими бумажками, а все свободное время проводил на практических занятиях по экономике, организуемых самостоятельно на свой страх и риск.

Москва после Олимпиады как распахнулась навстречу Западу, так и осталась стоять, разметав руки, как статуя Христа над Рио-де-Жанейро. В столицу стекались тургруппы иностранцев, под завязку упакованные дефицитом. Еще никто не знал слова «бартер», но он уже вовсю процветал, еще действовала статья за валютные махинации, но валюту меняли в любых количествах, проститутки еще не стали героинями фильмов и криминальной хроники, но снять пугану в «Интуристе» было проще, чем сходить в туалет.

Фаддей затерся в очередь на обслуживание иностранных гостей сразу же за таможенниками и перед путанами. Иными словами, он утюжил организованные группы и отдельных гостей, меняя и продавая все, что только можно.

С языками и быстрым счетом в уме у него проблем не было еще со школы, и бизнес развивался вполне успешно. Тревожило только одно. От нервной жизни и обильного питания в «Метрополе» Фаддей стал превращаться в колобка. Руки, конечно, сноровки не потеряли, а вот ноги стали сдавать.

Все кормушки были плотно обложены милицией, комитетчиками и дружинниками. Периодически устраивались облавы и загонные охоты. Тогда приходилось срочно сбрасывать товар и валюту, как ящерица хвост. У гостиницы «Россия», например, выручала обычная гайка «на двадцать четыре». Сунул в дырочку скатанную в цилиндрик валюту, размахнулся посильнее и запузырил валютную гайку в реку. Пусть менты, если хотят, твой срок сами со дна достают.

Убытки не давали Фаддею покоя. Умом понимал, что таким образом откупается от срока, но сердце болело. Всякий раз, когда гайка плюхалась в мутные воды Москвы-реки, на сердце Фаддея появлялся шрамик. Так и до инфаркта недалеко, решил он и стал думать.

Решение подсказал спортивного вида парень, живший в его дворе. Дважды в день в любую погоду он трусцой выбегал на улицу и добросовестно наматывал с десяток километров. Фаддей познакомился с ним и провел разъяснительную беседу.

До Ивана Шевцова, как до всякого спортсмена, прописные истины доходили с трудом. Фаддей чуть ли не на пальцах растолковал, что бесплатно не бегает даже страус, а во всем мире процветает профессиональный спорт. Иван Шевцов готовился стать мастером спорта по десятиборью, что требовало усиленного питания и расходов на спортивную форму. На этом его Фаддей и взял.