не могла заснуть, и так и эдак придумывая, как спасти космонавтов.

А ещё у неё не заладились отношения с новой учительницей. С первого дня та словно почувствовала в маленькой девочке Маше соперницу себе, нового неформального лидера. Вика старалась не выделяться, но засыпалась на первом же уроке. Её вызвали к доске и предложили решить пару математических примеров — и хоть Виктория Юрьевна Жукова закончила Дальневосточный институт искусств в городе Владивостоке, а не МИФИ в Москве, но примеры легко решила в уме и написала ответы, однако учительница потребовала расписать всё решение.

— Зачем? Тут и так всё видно, — попыталась оправдаться девочка.

Но не тут-то было. Пришлось стирать ответы и писать длинное решение, а вместо заслуженной пятёрки получить незаслуженную четвёрку. И пошло-поехало, почти на каждом уроке. Вика просто не могла встроиться в уровень мышления десятилеток — взрослость выпирала отовсюду. А когда они с Катей пришли в класс с новыми ранцами, стало совсем плохо — спасало только то, что Катя была дочерью первого секретаря горкома КПСС. Прямых нападок и трений учительница всё же старалась избегать, так — мелкие подначки. Но ведь обидно! И незаслуженно.

А хуже всего было то, что Вика никак не могла сосредоточиться на учёбе — ну нечего ей там было изучать, только потеря времени. Она пыталась записывать свои песни со словами и нотами, но на песне «Офицеры России» чуть не попалась, а когда перечитала текст, то призадумалась. Если такие тексты дойдут до КГБ — мало никому не покажется. Не спасёт даже должность Петра Мироновича. Пришлось перебрать все песни и выбрать самые аполитичные. Хватало и этих, вот «Синие цветы» — вполне приличная вещь. «Любовь и смерть»? Точно не пройдёт сейчас, этот хит не для 1967 года. Вера, кресты, Бог. «Именем Христа»? И вот так десятки песен. «Гроздья рябины»? «Ни трезва, ни пьяна»? Пропустит ли цензура? «Приходите в мой дом»? Ну, почти. Пару слов заменить, Бога и вино убрать. Вино на чай заменить, а Бога на судьбу. Одна из её любимых песен — «Балалайка-зараза». Вроде бы ничего страшного — с точки зрения XXI века, а ведь сейчас не то что спеть не дадут, а даже и посадить могут. «Если б каждый водку пил — коммунизм бы наступил». Ну-ну!

Может, можно исполнить «Романс» — там же нет ни Бога, ни политики? Только и хитом песня точно не станет. «Белые цветы»? Точно ничего крамольного. Убрать слова «пьяный», пусть будет «пряный ветер». Как, оказывается, всё плохо.

— Хочу назад! — чуть не закричала Вика, — Хочу к Вадиму.

Зато настоящей отдушиной было репетировать военные песни в местном дворце Металлургов. Гофман был настоящим подвижником. На таких людях и стоит Россия. Создать симфонический оркестр в маленьком провинциальном городке, оторванном от всего мира — сюда и добраться-то из Москвы не просто. И ведь создал не профанацию. Может, до оркестра «Гостелерадио» и не дотягивает, и не Спиваков — но ведь и не Москва. И люди ходят не деньги зарабатывать, ходят для души.

А ведь это надо исправить — и именно этого хочет Пётр Миронович. Не хочет спасать страну. Хочет сделать людей в своём городе счастливыми. Поможем. Сегодня они будут разучивать ещё две песни, которые можно и нужно петь в этом времени. «Комбат-батяня» и «С чего начинается Родина». Воровство? Но украсть можно только то, что уже есть — а этих песен нет. Авторы напишут взамен другие, и будет у страны на несколько хороших песен больше — а они смогут заработать деньги для жителей этого городка и для страны. Может, именно их вмешательство и не позволит развалиться на куски великой стране?

Глава 5

Событие двадцать второе

В понедельник 23 января Пётр вышел из дома в хорошем настроении. Вчера ходил с девочками кататься на лыжах. Хорошо в лесу — и надо отдать должное Романову, тот вполне целеустремлённый товарищ, и пробивной. Нужно только направлять его энергию в правильное русло.

Заколоченный ранее киоск стоял с распахнутыми ставнями, там продавали горячий чай, какао и кучу всяких пирожков, ватрушек и прочих коржиков с язычками. «Мэр» был неподалёку — хотел, видно, похвастаться, поджидал Тишкова. Пётр его и не преминул похвалить, с одной оговоркой.

— Михаил Петрович, смотрите, какая очередь. Может, нужно два или три киоска открыть — а то люди больше времени в очередях простоят, чем на лыжах кататься будут.

— Сам уже понял. С утра в понедельник и займусь. Да ещё думаю непроданные хлопушки и бенгальские огни попробовать сбыть. Директора магазинов жаловались, что не всю продукцию к новому году реализовали, — подпрыгивая и похлопывая себя по плечам, сообщил Романов.

Было и вправду нежарко — этак под минус двадцать, и если стоять на одном месте, то замёрзнешь наверняка. Они с девочками покатались с горки, сделали несколько кругов по поляне, попили горячего какао с коржиком и, усталые, все в снегу, раскрасневшиеся, припёрлись домой — а там пельмени. Вечером вчера все вчетвером лепили. Хорошо! А после, запершись в кабинете, Пётр добил второе продолжение к «Золотому Ключику». Название книги, которую в будущем могли бы написать Александр Кумма и Сакко Рунге — «Вторая тайна Золотого Ключика» — Пётр решил не менять. Зачем? Если книги напечатают, то редакторы, если что, и сами могут поменять.

Первую повесть о Буратино в субботу принесла из школы Катя. Ошибки в тексте были исправлены, кроме того, имелся маленький листочек с комментариями. Оказывается, он перепутал имена второстепенных персонажей в конце книги. Нужно будет зайти в школу, поблагодарить учительницу, заодно поговорить с ней о Маше-Вике. Та молчит, но Пётр не вчера родился и видит, с какой неохотой девочка собирается в школу. Все попаданцы в школьников, ну или почти все, радуются возможности окунуться ещё раз в детство, а вот у Вики Цыгановой что-то с этим не заладилось.

«Вот напечатает секретарша вторую книгу про длинноносого мальчика — и нужно нанести визит вежливости», — решил Пётр.

Он вышел из подъезда, помахивая портфелем, прямо как школьник. До прохода на улицу Молодёжная оставалось метров пять, когда Пётр почувствовал сзади движение. Портфель как раз находился в верхней точке, и когда Штелле попытался повернуться и посмотреть, кто там ему дышит в спину, пошёл по дуге за спину. Это его и спасло. Нож, нацеленный в печень, попал по металлическому замку портфеля, соскользнув, пропорол коричневую кожу родственника знаменитого фетиша Жванецкого и застрял в толстенной книжище «Уголовный кодекс