одних разговоров, от предвкушения чего-то развратного.

– Хочу раздевать тебя медленно, чтобы ты сама умоляла меня быстрее трахнуть тебя.

– А ты? Что на тебе сейчас? – не позволила этой игре быть односторонней.

– Белая рубашка и брюки, – хрипло ответил он.

– Снимай рубашку, Роберт. Медленно, пуговица за пуговицей, представляя как касаюсь твоей груди, провожу пальцами по торсу. Снял?

Слышала шелест ткани на другом конце трубки.

– Да. Ущипни себя за сосок через маечку.

Обхватила двумя пальцами уже стянутую в тугой комок вершинку, представляя сильные мужские пальцы, тихо простонав.

В трубке раздалось шипение.

– Сними ее. И ласкай грудь так, как это делаю я.

Быстро стянула с себя майку, накрыв полушарие ладонью, сжимая сосок и поглаживая.

– Ро-о-о -берт, – пропела в трубку. – Хочу твои руки на себе. Хочу трогать тебя.

– Ульяна, не зови, приеду. Не посмотрю, что дети твои дома,– тяжело дышал.

– Тогда, расстегни ремень и ширинку, – поспешила отвлечь его от импульсивных поступков.

– Ты стоишь передо мной на коленях?

– Да, в насквозь мокрых трусиках.

– Каким цветом?

– Что? – не поняла вопрос, положив руку поверх кружева.

– Трусики.

– Чёрные танга.

– Снимай их. Хочу тебя голую перед собой.

Избавилась от мокрого белья, мелко подрагивая от нетерпения.

– Я стою перед тобой обнаженная. По моим бедрам течёт смазка. Я готова к тому, чтобы ты взял меня.

– Как? – рычал в трубку

– Жёстко, глубоко. Но сначала, я обхватываю твой член рукой, он не помещается у меня в ладони. Любуюсь его формой, выпуклыми венами. Растираю пальцем выступившую на головке каплю.

– Бл*дь, – ругается Роберт. – Ты меня убиваешь.

Накрыла рукой набухшие складки, обмакивая пальцы в смазке и дотрагиваясь до клитора.

– Провожу языком по стволу, облизываю головку и обхватываю её губами. М-м-м, – простонала, представляя его у себя во рту, сильнее массируя чувствительный комок между ног.

– Твой рот такой горячий и влажный, – еще сильнее подгонял меня низкий голос мужчины.

– А ты такой твёрдый. Я вбираю тебя глубже в рот, ты утыкаешься мне в гортань, но не помещаешься целиком. Держу член рукой у основания, помогая ласкать тебя.

– Да, девочка. Тебе нравится?

– Все лоно пульсирует, настолько мне нравится твой член у меня во рту.

– Твою мать. Ты трогаешь себя? Ласкаешь клитор?

–Да-а-а, – протянула, чувствуя , что еще немного и кончу.

– Включи видео, – приказал.

– Ты сума сошёл?! А если мальчики проснутся?

– Будь послушной девочкой. Закрой дверь в комнату и надень наушники.

Адреналин бурлил в крови. Понимала, что не должна этого делать. Всё же дети болеют и я не прощу себе, если им будет что-то нужно, а я не услышу.

– Ну же, Ульяна. Хочу видеть какая ты мокрая.

– Роберт, – пыталась возразить, но он уже звонил по видеосвязи.

Быстро прикрыла дверь, втыкая в уши наушники и принимая вызов.

Тёмный, почти чёрный как бездна взгляд изучал моё изображение в телефоне. Он пытался охватить все и сразу, как голодавший долгое время человек и нашедший нескончаемый источник пищи.

Роберт не обманул, сидел с голым торсом на кресле в спальне в городской квартире.

– Покажи губки, – приказал.

Почувствовала как покрываюсь краской с ног до головы. Раздвинула ноги, направив камеру телефона между ног.

–Бл*дь, – хрипло сказал он. – Ты вся блестишь. Хочу слизать это с тебя всё до последней капли.

Дышать стало тяжелее. Я буквально чувствовала как его горячий, влажный язык вырисовывает узоры у меня на клиторе.

– Поставь телефон подальше, хочу видеть, как ты будешь ласкать себя.

– Только вместе с тобой.

Роберт привстал с кресла, поставив телефон на журнальный столик и присев на край кровати. Из расстегнутых брюк колом торчала эрекция. Облизнулась, представляя этот агрегат у себя во рту. Поставила телефон на телевизионную тумбочку и села на диван.

– Давай, девочка! Поласкай себя.

Обхватила руками груди, сжимая их, играя с сосками. Роберт сжал член, проводя по всей длине вверх-вниз. Любовалась тем, каким диким был он в этот момент. Взъерошенные волосы, безумный пьяный взгляд, он пожирал меня глазами. А я кайфовала от той власти, что имею над ним даже на расстоянии. Развела ноги в стороны, дотрагиваясь до пульсирующего клитора, а второй рукой продолжая играть с сосками.

– Введи в себя пальчик, – командовал.

Убрала руку с груди, вводя в себя два пальца и закатывая глаза.

– Вот так, – довольно говорил он, ускоряя движения кулаком по члену.

– Ро-о-о-берт, хочу твой член, – подводила себя к развязке.

– Представь, что это я тебя трахаю. Быстро, жестко.

Смотря на него, на то, как этот сильный, суровый мужчина помогает себя достичь удовольствие, тело скрутило, напряглось и меня прострелил оргазм. Содрогаясь, сквозь тяжелые веки смотрела на экране телефона, как семя выстреливает из члена. Роберт замер на несколько мгновений, а затем взял салфетки, вытирая последствия нашей игры.

Захватив телефон в руки, вглядывалась в его расслабленное лицо.

– Как только доберусь до тебя! Несколько дней не выпущу из спальни, – тяжело дышал мужчина.

– Угрозы, угрозы, Роберт Альбертович, – усмехнулась. – Не все, порой, складывается так, как нам хотелось бы.

– А тебе хотелось бы этого? – показалось, что слышу в его голосе надежду.

– Да, – ответила тихо, но он услышал меня. Губы изогнулись в удовлетворенной улыбке.

– Ложись спать, Ульяна. Завтра тяжелый день.

– До завтра, Роберт Альбертович, – скинула вызов, задумавшись, была ли в его словах угроза или это лишь простое проявление заботы.

Но он явно, что-то задумал.

* * *

– Привет, Солнце, – услышала в трубке голос мужа. Сердце екнуло, отзываясь на родные звуки.

– Привет, тебе разрешили звонок? – занервничала, соскочив на ноги, выбегая из кабинета в коридор.

–Да, одобрили. Как вы там, мои хорошие? Как мальчишки? Умираю как по вам соскучился.

– Нам тоже… не хватает тебя, – под ложечкой засосало. Вина бетонной плитой, легла мне на спину, придавливая к земле. Стало больно от своего бесстыдства и лжи. – Как ты себя чувствуешь? Ребра зажили?

– Уже не так дико болят. В целом все очень хорошо, – говорил весело, будто вовсе не из тюрьмы звонил, а откуда-то с курорта. – Что у вас нового?

– Я вышла на новую работу. Теперь, переводчик на сталелитейном заводе.

– Правда? А почему из центра ушла? – озадаченно спросил Паша.

– Деньги нужны, – замолчала, не зная, как продолжать разговор дальше.

Было невыносимо от того, что приходится многое умалчивать. Стремление покаяться, признаться во всем, буквально грызло меня, проедая ходы в желудке и других органах, вызывая физический дискомфорт. И про причины по которым я больше не преподавала английский, и о дополнительных условиях моей отработки. Все это требовало признания. Осознавала острую необходимость рассказать все как есть, без прикрас. Но выяснять такие вопросы по