– Продадим дачу… – повторила Марина среди установившегося молчания. Все сидели за столом, стараясь не глядеть друг другу в глаза. Даже дети в другой комнате затихли – то ли они прислушивались к происходящему, то ли просто устали плакать.

– Очень хорошо, – Алина встала и подошла к сестре, стремительно обогнув стол и слегка зацепившись бедром за угол. Но от волнения она даже боли не почувствовала. – Об этом я тоже хотела с тобой поговорить. Мне желательно получить свою долю.

– Ты ее получишь.

– Вот как? Сколько же?

– Половину, – Марина взглянула на мужа.

Тот кивнул:

– Как и полагается, половину. Нам-то чужого не надо.

В его тоне ясно слышалось продолжение фразы: «В отличие от тебя!» Алина развела руками:

– Ну, милые мои… У вас семь пятниц на неделе! Ведь пару дней назад ты, Вася, сказал, что для этого мне придется с вами судиться. Как это жена тебя переубедила? Да что же это творится?

Мать попробовала ее успокоить, дотронувшись до руки, но девушка этого даже не заметила. Она распалялась все больше – тут было все: гнев, обида, недоумение:

– Я тебя, Васенька, просто не узнаю! Когда ты что-то делал для ее подруг? Что это за подруга такая? Посмотреть бы на нее, познакомиться! Ты же для этой подруги на все готов – и свои сбережения отдать, и в долги залезть, и лишить детей летнего отдыха… И даже с них – с пенсионеров, – она указала на родителей, – даже с них ты готов содрать столько, что им потом никогда не расплатиться!

Он тоже встал – медленно и с какой-то угрозой в каждом движении:

– А это мое дело.

– Твое, – согласилась она. У нее внутри все дрожало, но Алина чувствовала, что лицо остается спокойным. А может быть, даже наглым – она старалась придать ему такое выражение. – Но и мое тоже. Это мои родители, ты понял? Со своей женой творите что хотите, это ваше дело, сами и расплатитесь. С подругой или еще с кем – мне все равно. Но мои родители…

Но тут вмешался отец. Он заявил, что, в конце концов, у него тоже есть право голоса, так или нет? И, обращаясь к зятю, сообщил, что первым своим долгом считает помочь своему собственному ребенку. Алине. Хотя она, слава богу, в операции не нуждается, но помощь ей сейчас очень нужна, и никто, кроме родителей, ей помочь не сможет.

– Вот-вот, – радостно подтвердила мать. – А кто умеет просить – тот без денег никогда не останется! Давать нужно тем, кто никогда не просит! Мне, Мариночка, твоя подружка не нравится! Вот вы дадите ей денег, а она возьмет своего ребенка и мотанет с ним в Америку, якобы лечиться! И поминай их там, как звали!

Марина даже не смогла возразить. Отец сказал, что денег, которые он занимал собственноручно, им никогда не видать. Он злился все больше – и немудрено. Алина слушала, упрямо закусив губу, и представляла себе, каким для него тяжким испытанием были эти дни – поездки по родне, по знакомым и почти полузабытым друзьям… Просьбы, уклончивые ответы, обещания и снова просьбы… Просить отец умел плохо. Тут она пошла в него. Он никогда не делал долгов и очень этим гордился. Однако, когда Марина так напугала их по телефону, он про свою гордость забыл. И вот выяснилось, что она просила не за себя.

– Ты просто шантажистка, – заявила Алина сестре. – Мам, пап, идемте отсюда, а? Вы же видите – этим двоим только деньги нужны. Какая там подруга, откуда она? Может, они все это выдумали, чтобы выманить у вас денег? Может, Васечка, ты сам ни у кого взаймы и не брал? А Маринка пересидела эти дни у твоих родителей? Ты же знаешь, такими методами всего можно добиться!

Но тут она перегнула палку – сестра вскочила и теперь стояла в такой странной позе, будто собиралась драться.

– Да, знаешь, это было уж слишком! – плачущим голосом сказала мать, обращаясь к старшей дочери. – Ты по телефону говорила так, будто у тебя нож к горлу приставлен… Конечно, мы чуть с ума не сошли! Подумала ты об этом? Подумала или нет? По-человечески нельзя было объяснить?! Подруга… Ну приведи ты ко мне эту подругу познакомь, пусть она сама мне все расскажет…

– Ей некогда! – отрезала та.

– Значит, ты врешь, – запальчиво заявила Алина. – Идемте отсюда!

И они в самом деле собрались уходить. Мать уже убирала в сумку смятый носовой платок – она все-таки заплакала, – как вдруг Марина, очень бледная, подала голос:

– Вы просто не понимаете, что сейчас делаете. – Она говорила тихо, совершенно безнадежно, будто не рассчитывала, что кто-то к ней прислушается. – Мне деньги нужны, очень нужны.

Мать хотела что-то ответить, но не успела – Алина вытащила ее в прихожую, а затем и на лестницу. Отец уже спускался во двор. Даже по его спине было заметно, как он расстроен.

Они уселись в старую отцовскую машину, и он принялся возиться с зажиганием. Мать, сидя сзади, опять заплакала – бесшумно и сдавленно. Алина повернулась:

– Мам, не надо. Ну что теперь поделаешь? У них какие-то тайны, не хотят говорить – им же хуже.

– Я думаю, нужно было отдать деньги, – выдавила та.

Алина вспыхнула:

– Зачем, мама? Зачем? Чтобы совесть была чиста? А у них совесть есть?

– Ну хватит, валькирия! – прикрикнул на нее отец. Он никак не мог завести машину. – И без тебя тошно!

– Паша, может, занесешь им деньги? – обратилась к нему мать. – Марина так на меня посмотрела, когда мы уходили…

Алина открыла дверцу:

– Тогда я пойду домой пешком. Глаза бы мои этого безобразия не видели!

– Сядь!

Но она уже выскочила из машины. Как ни странно, в ту же минуту машина завелась. Отец сделал ей знак садиться – Алина ответила долгим, укоризненным взглядом. Он захлопнул дверцу, и родители уехали одни.

Девушка постояла у крыльца, чувствуя, что ее физически душит обида. Достала сигарету, закурила. «Ну конечно, стоит Марине пустить слезы, и они уже на все готовы! И деньги отдадут, хотя видят, что зря, что все это вранье… И пожалеют – ее пожалеют, не меня. Ну почему все так, почему? Я что – хуже, я что – ничего не заслужила? И у всех так, во всех семьях! Никогда двух детей не любят одинаково! Кого-то все равно больше! Вот Васька обожает Катю, а на Илью почти внимания не обращает. А ведь это парень, сын, наследник фамилии! Да еще и первенец! Казалось бы, все ясно? Так нет – он больше любит девочку. Маринка – та любит вроде всех поровну, но у нее никакого характера нет, такому равноправию грош цена. А я? Я-то кого люблю?»

Она бросила сигарету и решила вернуться. «В любом случае, деньги отец уже увез. Значит, этих семи тысяч им все равно не видать. Я папу знаю – решил не давать и не даст. А мне даст, он обещал! Только не сегодня, пусть придут в себя. Поеду к ним завтра после работы, тогда и поговорим. А сейчас… Сейчас мне нужно туда вернуться. Может, когда родителей не будет рядом, они скажут мне правду? Что с меня-то взять? Им были нужны деньги, вот они и врали напропалую. А потом… Про покойника-то я и не рассказала!»